Вы находитесь на сайте Культуролог
Присылайте свои отзывы, комментарии, статьи: kulturolog@narod.ru

 

Назад, в раздел TERRA ECONOMICS

 

 

 

 

Кирилл Дегтярев

 

 

Экономическая мысль в «Русской Правде» и «Поучении Владимира Мономаха»

 

 

Введение. 0

Глава 1. Время создания и суть документов. 2

Глава 2. Исторический фон (Киевская Русь в XI-XII в.) 4

Территория, население и экономика. 4

Организация хозяйства социально – экономическая структура, государство. 8

Культура, представление о мире и человеке, мышление. 14

Глава 3. Экономическая мысль в «Поучении Владимира Мономаха». 17

Глава 4. Экономическая мысль в «Русской Правде». 20

Заключение. 25

Приложение 1. «Русская Правда». Краткая и пространная редакции по Троицкому списку 2-й половины 14 века 27

Приложение 2. Текст «Поучения Владимира Мономаха». 42

Список литературы.. 48

Введение

 

Тема работы не может не вызвать вопроса: «Есть ли в этом какой-то смысл?». «Русская Правда» и «Поучение Владимира Мономаха» созданы 800 – 1000 лет назад, когда экономическая реальность была совершенно иной – и уровень технического развития, и хозяйственный уклад, и характер общественных отношений.

Наконец, не было экономической науки и науки вообще в современном понимании с её нынешним методологическим аппаратом и уровнем накопленных знаний о мире. Так что полезного для нас могут предложить люди того времени? И зачем автор вообще обратился к этой теме?

Действительно, с точки зрения экономики как «математики» или практики конкретных хозяйственных и финансово-экономических решений вряд ли люди 1000-летней давности могут нам что-то подсказать, хотя нельзя исключать и этого.

Однако главное заключается в том, что экономика к «математие» не сводится и не с неё начинается. Основной субъект экономики - человек со своей системой ценностей и волей, действующий в конкретных природных, культурных, геополитических, исторических обстоятельствах. Эти два фактора – человек и среда, к которой он приспосабливается и которую он создаёт, определяют направление и траекторию движения общества, в том числе – экономического развития.

Если говорить о первом – человеческом факторе, то образ мыслей и действий человека определяется общим пониманием человека и его места в мире, базисном по отношению к экономике. И очевидно для всех, например, то, что трудовая этика человека, являющаяся важнейшим фактором экономического развития, имеет культурно-религиозные корни. Всем известны выражения «протестантская этика» или «конфуцианская этика» и их роль в развитии, соответственно, англо-германской и восточноазиатской цивилизаций.

Что касается среды, то при всей её изменчивости в ней неизбежно наблюдаются те или иные константы и закономерности движения, не являющегося хаотическим. Обозначить их – значит, лучше понять самих себя в настоящем и даже будущем, и здесь исторические (в данном случае – «палеоэкономические») реконструкции, безусловно, полезны.

И чем дальше вглубь истории и ближе к «началу начал» удаётся заглянуть, тем больше это способствует пониманию и человека, и среды.

Кроме того, в ходе исторического движения мы, обретая новое, теряем старое. Знакомство с образом мысли наших предков и их углом зрения на вещи обогащает и нас, делая нашу картину мира более глубокой и объёмной.

«Поучение Владимира Мономаха» и «Русская Правда» - документы, помогающие понять, соответственно, фактор человека и фактор среды или системы. Документы взаимосвязаны, во-первых, тем, что Владимир Мономах был одним из создателей Русской Правды в более поздних редакциях, во-вторых, тем, что в Русской Правде нашло отражение более общее мировоззрение людей того времени, непосредственно изложенное в Поучении.

Определённый парадокс заключается в том, что экономическая реальность видна в Русской Правде, а собственно мысль – в большей степени в Поучении, если под экономической мыслью понимать взгляд на хозяйство и подходы к его управлению. Тем более, взгляд Владимира Мономаха, например, на роль руководителя, безусловно, дожил до нашего времени. А мотивация праведного и добросовестного труда, провозглашённая им, вряд ли имеет действенную альтернативу в русском обществе.

В Поучении экономика присутствует опосредовано и раскрывается через общий подход к жизни, человеку, его образу действий, трудовой этике, управлению хозяйством, отношению к другим людям. Именно это можно рассматривать с точки зрения актуальности для нашего времени.

Русская Правда как «приземлённый» практический документ содержит ряд частных решений, применительно к тому времени. Ценность документа, прежде всего, в информации, которую она прямо или косвенно сообщает о социально-экономическом устройстве того периода. Если смотреть на вещи непредвзято, выясняется, что далеко не всё укладывается в стандартные клише (такие, как «феодализм»), ситуация была намного сложнее, а некоторые элементы общественного устройства также прослеживается, пусть в трансформированном виде, и в нашем времени.

Кроме того, видно, как Русская Правда меняется от ранних редакций к более поздним именно под влиянием системы ценностей, изложенной, в том числе, в Поучении Владимира Мономаха.

Хотя целью работы было рассмотрение собственно экономической мысли, представленной в документах, она не существет в отрыве от реальности своего времени и, конечно, и автору не удалось обойтись без её рассмотрения с привлечением других литературных источников и полемики по поводу тех или иных аспектов экономики и общественного устройства.

Автор работы считает необходимым внести оговорку, касающуюся «ограничения ответственности» за представленную в работе информацию. В описании исторического фона, на котором были написаны документы, а также подлинности, времени создания и точности перевода самих документов, автор полагался на мнение известных и признанных специалистов, приведённое в их опубликованных работах (см. список литературы).

В данном случае мнения даже профессиональных историков часто расходятся, тем более, речь идёт о событиях далёкого прошлого, о которых можно судить лишь по фрагментарной и большей частью косвенной информации.

При этом собственно «Русская Правда» и «Поучения Владимира Мономаха» входят в число ключевых (наряду, например, с «Повестью временных лет») источников информации о том времени.

Более того, существуют проблемы перевода, неясности и разногласия практически по всем аспектам жизни того периода, включая и социально – экономические составляющие: смысл и содержание понятий, обозначавших сословное деление, типы и способы ведения хозяйства, денежная система.

Надо отметить также неизбежно высокую степень «идеологизированности» всех гуманитарных наук, включая и историю, и экономику, что, в сочетании с недостатком информации даёт простор для очень вольных умозрительных построений и интерпретаций даже общеизвестных фактов в зависимости от убеждений самого специалиста.

Автор также не свободен от убеждений и пристрастий, но не допускал ни сознательных искажений исторических фактов и содержания документов, ни тенденциозного подбора литературных источников.

Помимо собственно исследуемых документов («Поучение Владимира Мономаха» в переводе Д.С. Лихачёва и «Русская Правда» в переводе М.Б. Свердлова) основными источниками являются «Повесть временных лет» (в переводе Д.С. Лихачёва), работы В.О. Ключевского, Б.Д. Грекова, В.В. Кожинова. Использовались работы и других авторов, как отечественных - советского и постсоветского периода, так и зарубежных; историков, экономистов и юристов.

Работа состоит из четырёх глав и заключения:

Глава 1 - время составления, история создания, структура и краткое содержание документов.

Глава 2 – исторический фон, Киевская Русь в период создания документов: территория, население, экономика и общественно-экономические отношения, социальная структура общества, конфессиональные и этнокультурные аспекты, образ мысли людей того времени.

Глава 3 – анализ экономической мысли, представленной в «Поучении Владимира Мономаха».

Глава 4 - анализ экономической мысли, представленной в «Русской Правде».

Заключение – обобщение материала, представленного в главах 3 и 4, выводы о сути экономической мысли в древней Руси, параллели с настоящим временем, характер и степень актуальности экономических воззрений древнерусского периода истории.

В Приложениях 1 и 2 даны тексты «Русской Правы» и «Поучения Владимира Мономаха» в современном переводе (см. выше). Ограничиться собственно «экономическими» разделами автор счёл нецелесообразным (хотя по формальным критериям это можно сделать, прежде всего, применительно к «Русской Правде») поскольку она присутствует большей частью в завуалированном виде (особенно в «Поучении Владимира Мономаха»), пронизывает так или иначе оба документа и требуют рассмотрения в общем контексте.

 

Глава 1. Время создания и суть документов

 

Оба документы созданы в Киевской Руси в течение XI – XII веков, в «период зрелости» древнерусского государства, предшествовавший его политической дезинтеграции во второй половине XII – XIII вв., связанной как с внутренними причинами, так и с монгольским нашествием.

«Русская Правда» - крупнейший и важнейший памятник права Древней Руси, ставший основой её законодательства, а для исследователей того периода - одним из основным (наряду, например, с «Повестью временных лет») источников информации о древнерусской истории, социально – экономическом и политическом устройстве.

Подлинные тексты сборников законов до нас не дошли, однако сохранилось более ста списков Русской Правды,⁴ которые можно представить в трёх основных редакциях: Краткая, Пространная и Сокращённая. Древнейшей редакцией, подготовленной не позднее 1054 г., является Краткая Правда, состоящая из:

1.      Правды Ярослава (ст. 1 – 18);

2.      Правды Ярославичей (ст. 19 – 41);

3.      Покона Вирного (ст. 42);

4.      Урока мостников (ст. 43).

Пространная редакция, возникшая не ранее 1113 г. и связанная с именем Владимира Мономаха, разделялась на Суд Ярослава (ст. 1-52) и Устав Владимира Мономаха (ст. 53-121). Сокращённая редакция появилась в середине XV века из переработанной Пространной редакции.

Существующие в литературе две противоположные оценки признают Русскую Правду либо официальным сводом княжеского права, действующего на Руси (Погодин, Беляев, Ланге и др.), либо частным сборником юридических обычаев и судебной практики (Сергеевич, Владимирский-Буданов и др.). По мнению В.О. Ключевского,⁷ Русская Правда представляла собой дополнение к Кормчей книге, а её текст сформировался в сфере не княжеского, а церковного судопроизводства. Он считал, что Русская Правда использовалась в качестве кодекса церковными судами для разбирательства нецерковных гражданских и уголовных дел.

В основу Русской Правды положен целый ряд церковно-правовых источников византийского происхождения – Номоканон (превращённый в русских условиях в Кормчую книгу), Эклога, Закон судный людем, Прохирон, Закон градский.

Русская Правда в течение XI-XII веков «эволюционировала». Пространная редакция представляет собой не более подробный вариант Краткой, а изменённую и дополненную версию. При этом история изменений и дополненений фиксируются в самом тексте Русской Правды, - например, решения князей об отмене кровной мести (ст. 2 Пространной Правды) и ограничении нормы прибыли для кредитора (ст. 51 и 53).

Пространную редакцию можно разбить на следующие разделы:

- ответственность за убийство и другое насилие над личностью (ст. 1-31);

- ответственность за кражу или порчу чужого имущества (ст. 32-46);

- договорные отношения, ссудные проценты, долговые обязательства, порядок взимания долгов (ст. 47-55);

- отношения между господином и закупом, господином и холопом; права закупа и холопа (ст. 56 - 65; 110-121);

- ответственность за кражу или злонамеренную порчу чужого имущества; нарушение границ земельных участков (ст. 66-86);

- ответственность за убийство женщины, смерда и холопа (ст. 87-89);

- права и правила наследования имущества, имущественные права в зависимости от социального статуса и родственных отношений (ст. 90 – 95, 98 - 108);

- пошлины на строительство мостов и закладку городских укреплений (ст. 96-97).

По структуре документа видно, что со временем в Русскую Правду добавлялись целые разделы, вероятно, «по мере возникновения проблем» и необходимости регалментировать те или иные отношения. Собственно «экономические» статьи (ссудные проценты, наследование) и регламентация положения низших слоёв населения появляются уже в Пространной Правде.

«Поучение Владимира Мономаха», вероятнее всего, написано в 1117 г⁴. Князь Владимир (в крещении – Василий) Всеволодович Мономах (1053 – 1125) – один из самых талантливых и образованных русских князей домонгольской эпохи. Он был князем черниговским, затем переяславским (Переяславля Южного), а с 1113 г. – Киевским. Всю жизнь провёл в борьбе с половцами, против которых организовал несколько походов объединённых сил русских князей. Законодательным путём смягчил положение низов (что, собственно, следует из последних редакций «Русской Правды»), покровительствовал духовенству, поощрял летописание и литературную деятельность.

«Поучение» читается только в Лаврентьевской летописи, где оно вставлено между рассуждениями о происхождении половцев и рассказом о беседе летописца с новгородцем Гюрятой Роговичем.

Текст «Поучения» можно разделить на следующие части:

- вступление; обращение к тем, кто будет читать эту грамоту («дети или иной кто») с призывом следовать в жизни христианским нравственным нормам, опираясь на слова Священного Писания; главное, к чему призывает князь Владимир – вера, смирение, человеколюбие и милосердие, трудолюбие;

- рассказ Владимира Мономаха о своей жизни и делах, который так и начинается: «А теперь поведаю Вам, дети мои, о труде своем, как трудился я в разъездах и на охотах с тринадцати лет»¹²;

- вновь обращение к потомках с призывами нравственно – этического характера; но в данном случае они уже вытекают из его жизненного опыта, и в них появляется то, что можно назвать практическими рекомендациями с опорой на христианскую веру и этику, и прежде всего именно последняя часть «Поучения» князя Владимира содержит то, что можно назвать экономической мыслью.

- обращение к своему брату – князю Святославу с увещеванием и призывом к примирению.

 

 

Глава 2. Исторический фон (Киевская Русь в XI-XII в.)

 

Территория, население и экономика

 

В XI веке, в эпоху между Ярославом Мудрым и Владимиром Мономахом, Киевская Русь достигла своего «Золотого Века», сочетавшего присоединение обширных территорий, экономический и культурный расцвет и сохранение политического единства с центром власти в Киеве в руках великого князя.

Киевская Русь как единое государственно-политическое образование простиралась от Белого до Чёрного моря и от Буга до Волги, т.е. на 1000 – 2000 км как с севера на юг, так и с запада на восток.

Историк В.В. Кожинов, в частности, пишет об этом периоде следующее:

«Но Ярослав Мудрый оставил после себя не только величественный и могучий Киев, превосходивший все тогдашние города Западной Евразии, кроме Константинополя и ещё, может быть, Кордовы (в принадлежавшей в то время арабам части Испании). Именно Ярослав окончательно утвердил государственное пространство Руси.

Основанные им города – Ярославль на северной Волге и другой, Галицкий, Ярославль (позднее – Ярослав) на притоке Верхней Вислы реке Сан, вблизи Карпат (ныне принадлежащий Польше), а также Юрьев, наречённый во имя небесного покровителя Ярослава св. Георгия – Юрия, в северной Прибалтике (ныне – эстонский Тарту) и ещё один Юрьев на южном притоке Днепра, реке Рось, - выразительно обрамляют громадное пространство Ярославовой Руси. Впрочем, эти города, за исключением Галицкого Ярославля, не очерчивали действительных тогдашних границ: Русь к концу правления Ярослава простиралась от Белого до Чёрного моря и – с запада на восток – от Балтики и бассейна Вислы до Печоры и Камы»⁸

При этом были установлены благоприятные отношения и прочные дипломатические связи как с соседними государствами – Волжской Булгарией, Швецией, Польшей, Чехией, Венгрией, Византией, так и с более дальним зарубежьем - Норвегией, Англией, Данией, Германией.

Способность к продуктивному внешнеполитическому и внешнеэкономическому взаимодействию вполне закономерно, если учесть, что сама Киевская Русь вмещала множество народов и племён с их религиями, культурами и хозяйственными укладами, образующих своё «единство в многообразии».

«Что же касается тех многочисленных, но не имевших даже зачатков собственной государственности финно-угорских и тюркских племён, которые жили на границах Ярославовой Руси, они – что показано, например, с сравнительно недавнем исследовании весьма добросовестного историка М.Б. Свердлова «Генеалогия в изучении класса феодалов на Руси XI – XIII веков» - были всецело равноправными участниками государственного строительства Руси (так, финские и тюркские имена очень широко представлены, наряду со славянскими, в высшем слое носителей власти при Ярославе и позже)» ⁸.

Интересен вопрос о численности населения Руси того времени, но, по понятным причинам, он практически неразрешим. Существуют оценки, согласно которым население только Киева в эпоху расцвета составляло 100-200 тыс. человек⁸.

По данным Р. Камерона⁵, «… население Западной Европы около 1000 г. со значительной степенью вероятности оценивается в 12-15 млн. человек. (При этих подсчётах к Западной Европе относили территорию северной Италии, Франции, современных стран Бенилюкса, ФРГ, Швейцарии, Великобритании, Ирландии и Дании.) Население христианской Европы (за исключением Византийской империи) в это время – т.е. с учётом Норвегии, Швеции, большей части Восточной Европы и христианского населения Иберийского полуострова – составляло, возможно, около 18-20 млн.»

Таким образом, население той части христианской Европы, где находилась Киевская Русь, можно оценить в 3-8 (5-6) млн. человек. Если опираться на эти данные, то население Киевской Руси в очерченных выше границах можно очень грубо оценить в ½ от данной величины, т.е. 2,5 – 3 млн. человек. Это означает среднюю плотность населения около 1 чел. на 1 км², что вполне реально даже при том уровне развития хозяйства.

Различные области, слагающие огромное пространство Киевской Руси, скорее всего, представляли собой очень сложную картину с точки зрения природных условий и хозяйственного уклада.

Климатические условия в целом были близки к современным или даже несколько мягче, VI-XIII века в Европе приходятся на период потепления климата. Это обусловливало сравнительно высокую биопродуктивность (следует отметить, что высокие урожаи в последние годы также связаны с благоприятными погодными условиями) и, как следствие, способствовал экономическому росту.

Основой хозяйства Руси являлось земледелие.² Однако уровень его развития существенно различался в различных регионах. На юге господствовало пашенное земледелие, и при этом возделывался полный спектр зерновых злаков: просо, рожь, ячмень, пшеница твёрдая и мягка, овёс, греча, технически культуры – прежде всего, лён, садово-огородные культуры.

По направлению к экономически менее развитым северным и северо-восточным районам росла роль подсечного земледелия, а также лесных промыслов при снижении роли земледелия в целом.

Вероятно, важным элементом в системе хозяйства, хотя и выполняющим подчинённую роль, повсеместно остаётся охота. В частности, охоту в крупных масштабах описывает и Владимир Мономах в «Поучении»:

«А вот как я трудился, охотясь: пока сидел в Чернигове, а из Чернигова выйдя, и до этого года — по сотне загонял и брал без трудов, не считая другой охоты, вне Турова, где с отцом охотился на всякого зверя.

И вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать, живых коней, помимо того, что, разъезжая по равнине, ловил своими руками тех же. коней диких. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил…».

Здесь важно и то, что князь Владимир в разных местах говорит об охоте именно как о труде, а не о забаве высшего класса. Возможно, основная цель, во всяком случае, княжеской охоты – не добыча пропитания, а способ поддержания боевой формы и воспитания настоящих мужчин, готовых и к ратному труду. Однако очевидное обилие и количество добываемого зверя позволяет предположить и экономичесоке значение охоты.

Продукты лесных промыслов были также основными статьями экспорта Киевской Руси. Прежде всего, это относится к пушнине, выступавшей также в роли денежной единицы и своего рода «нефтедолларов» того времени.

Важное место в хозяйстве, также повсеместно, занимало скотоводство (свиньи, крупный и мелкий рогатый скот), птицеводство, бортничество и рыболовство. Этим видам хозяйства посвящено много статей Русской Правды, прежде всего, ответственности за порчу и воровство скота, птицы, борти, снастей, сена. Перечислены практически все виды скота и домашней птицы.

Основной тягловой силой, использующейся для пахоты, перевозки людей и грузов, была лошадь. Необходимо отметить, что использование лошадей на Руси и в Западной Европе в качестве рабочих живтных стало возможным с начала Х века благодаря совершенствованию упряжи – появлению хомута, а также подковке копыт (5). Это позволило заменять лошадью быка, хотя и не повсеместно, и сильно подтолкнуло экономический рост, поскольку лошадь способна выполнять работу 3 – 4 быков. Несмотря на относительную дороговизну лошади, благодаря большим обрабатываемым площадям и посевам овса её использование в условиях Руси было целесообразным.

Однако экономика Руси отнюдь не ограничивалась сельским, лесным и водным хозяйством. Были развиты и ремёсла, и торгово-финансовая деятельность. Об этом свидетельствуют как археологические находки, подтверждающие наличие множества крупных городских поселений и широкий спектр ремесленных изделий, так и письменные источники того времени, включая Русскую Правду.

Более того, В.О. Ключевский считал военно-торгово-промышленную деятельность, связанную, прежде всего, с варягами и расположением страны на Балтийско-Черноморском речном торговом пути, основой экономики Киевской Руси, отводя сельскому хозяйству второстепенную роль.

Вряд ли такой вывод в отношении сельского хозяйства оправдан, о чём убедительно писал Б.Д. Греков², однако, в любом случае, военно-торговое сословие и финансово-торговая деятельность играли важную роль, как в становлении государства, так и в экономике.

Об основной, с его точки зрения, движущей силе в становлении государства и экономики, В.О. Ключевский пишет следующее:

«Эти варяги-скандинавы и вошли в состав военно-промышленного класса, который стал складываться в IX в. по большим торговым городам Руси под влиянием внешних опасностей. … У нас варяг - преимущественно вооружённый купец, идущий на Русь, чтобы пробраться далее в богатую Византию, там с выгодой послужить императору, с барышом поторговать, а иногда и пограбить богатого грека, если представится к тому случай. На такой характер наших варягов указывают следы в языке и в древнем предании. В областном русском лексиконе варяг - разносчик, мелочной торговец, варяжить - заниматься мелочным торгом….

…появление значительного торгового города среди племени зависело от географического положения последнего: такие города, становившиеся центрами областей, возникали среди населения, жившего па главным речным торговым линиям Днепра, Волхова и Западной Двины.

Напротив, племена, удалённые от этих линий, не имели своих значительных торговых городов и потому не составили особых областей, но вошли в состав областей чужеплеменных торговых городов. Так, не видно больших торговых городов у древлян, дреговичей, радимичей и вятичей; не было и особых областей этих племён.

… большие вооружённые города, ставшие правителями областей, возникли именно среди тех племён, которые принимали наиболее деятельное участие во внешней торговле. Города эти подчинили себе соплеменные им окрестные населения, для которых они прежде служили торговыми средоточиями, и образовали из них политические союзы, области, в состав которых втянули, частью ещё до появления князей киевских, а частью при них, и соседние поселения чужих безгородных племён…Киев служил главным оборонительным форпостом страны против степи и центральной вывозной факторией русской торговли…»⁷

Надо отметить, что это многое объясняет в дальнейшей истории Киевской Руси, прежде всего – массовом переселении и смещении центра русской государственности на северо-восток, фактически – ближе к географическому центру территории. Страна приняла христианство, сильно выросла, а варяги – воины и торговцы, ассимилировались коренным населением.

Новая эпоха, для которой характерно смещение приоритетов от внешнего мира к внутреннему, - как внутреннему рынку, так и «сосредоточению на себе» в целом, была неизбежной. Об этом много и аргументированно пишет В.В. Кожинов⁸. Набеги кочевников в начале XII века как раз прекратились и в дальнейшем не беспокоили Русь более века, в том числе не без усилий со стороны Владимира Мономаха, поэтому движению русского народа на северо-восток следует искать другую, более глубокую причину, вероятно, кроющуюся во внутренней логике развития.

Другое дело – такого рода переходы, по сути – смена геополитических и даже цивилизационных приоритетов, всегда нелегко даются стране. Они оборачиваются острой борьбой интересов, общей потерей устойчивости системы и могут на определённом этапе привести и к дезинтеграции страны, что и произошло в XII-XIII веках, будучи при этом усугубленным монгольским нашествием. Однако, если учесть мощнейшее двойное давление – с запада и востока, которому Русь подвергалась в следующие несколько веков, такой переход выглядит геополитически вполне верным и даже провидческим решением. Сохранение центра страны в Киеве, на границе степи и, в то же время, близко к Западной Европе, сделало бы страну крайне уязвимой.

Денежное хозяйство Киевской Руси к XI веку совмещало в себе две или даже три системы: «меховые» деньги, «кожаные» деньги, металло-слитковые деньги.

Меховые деньги – шкурки пушных зверей, являются более ранней и наиболее естественной денежной системой древней Руси благодаря обилию пушного зверя и развитому охотничьему промыслу. В то же время понятно, что использование меховых денег несёт риск, связанный с тем, что огромный «печатный станок» находится в необъятных лесах, а в роли «эмиссионного центра» может выступить любой охотник.

С метало-слитковыми деньгами ситуация сложна из-за отсутствия собственных источников металлов. Их можно было получать только из-за границы (главным образом – с арабского Востока и из Византии, хотя в Новгороде по понятным причинам хождение имели европейские денарии) в обмен на товар. Основной статьёй экспорта была пушнина, а также мёд, пенька, воск.

Пушнина пользовалась высоким спросом, высокий уровень экономического развития и политическая стабильность соседей Руси до XII века обеспечивала стабильный приток металла.

Благодаря этому сложились устойчивые ценовые соотношения между металлами и пушниной, и возникла своего рода бивалютная система со свободной конвертацией металлической и пушной валют.

Это позволило выстроить единую иерархию денежных единиц, объединяющую металлические и пушные деньги, зафиксированную в Русской Правде. В качестве самой крупной единицы выступает гривна кун, позже – гривна; менее крупные – ногата, куна (т.е. куница) и, далее, резана и векша (т.е. белка). При Ярославе в гривне было 20 ногат – 25 кун – 50 резан – 150 векш.

В.О. Ключевский по этому поводу пишет: «Памятники не раз и сопоставляют те и другие денежные единицы: «а пять ногат за лисицу, а за три лисицы 40 кун без ногаты», как читаем в одном документе XII в. В Русской Правде находим указание и на постоянное соотношение меховых и металлических ценностей. Она устанавливает одну добавочную пошлину к судебным пеням в 5 кун – «на мех 2 ногате»: это значит, что 5 металлических кун могут быть заменяемы, двумя меховыми ногатами»⁷.

Изначально гривна кун означала фунт куньих шкурок, и уже после её сменила металлическая гривна, представлявшая собой слиток серебра, весивший 68,22 г,¹⁰ различной формы. Так же куна была приравнена к арабскому дирхему, ногата - к дирхему более тяжёлого веса.

В дальнейшем, в XII веке, стала складываться ситуация дефицита металла, что может объясняться как проблемами в странах – поставщиках, так и ростом экономики Руси с неизбежным увеличением объёма хозяйственных операций.

В результате металлические деньги подорожали практически вдвое относительно меховых. Это нашло отражение в Пространной редакции Русской правды, где резаны повсеместно заменяются на куны и, вместе с векшами, уже не упоминаются как слишком мелкие единицы денежного счёта, а к 1 гривне приравнивается уже не 25, а 50 кун. Нельзя исключать, хотя это не более, чем голословное умозрительное предположение, и ситуаций «выброса» меховых денег на рынок в большом количестве (см. выше).

Что касается «кожаных» денег, не имевших практически никакой внутренней стоимости и обладающих в большей мере представительной ценностью, то само их существование в древности долгое время вообще отрицалось. В середине XX века в Испании была обнаружена рукопись, содержавшая описание путешествия Абу Хамида ал-Гарнати в Центральную и Восточную Европу. Этот арабский путешественник отмечал: «они производят операции на старые шкуры белок, на которых нет шерсти, в которых нет никакой (другой) пользы. И каждые 18 шкурок в счете их идут за один дирхем. За каждую шкурку из этих шкур дают краюху отличного хлеба»¹⁰.

Неизвестно, к какому периоду и территории относится сообщение ал-Гарнати. Фактически деньги такого рода приближают денежную систему к современным принципам, и логика её создателей по изложенным выше причинам понятна. Но создать в те времена единый эмиссионный центр с обеспечением защиты денег, тем более – для всей огромной территории Руси, вряд ли представлялось возможным.

Период чеканки денег в Киеве конце X – начале XI века был сравнительно недолгим, хотя выпускавшиеся монеты отличались высоким качеством. При достаточном количестве металла в то время внятных объяснений прекращения чеканки нет. Например, это связывается с политической дезинтеграцией, «феодальной раздробленностью»¹⁰. Однако начало этого процесса (точнее даже, процесса массового переселения и смещения центра русской государственности на северо-восток) датируется серединой XI века.

Скорее, чеканка монеты оказалась просто нецелесообразной при практической невозможности унифицировать денежное обращение и обеспечить хождение монеты на всей (или хотя бы большей части) территории Руси из-за самих размеров территории, наличия сильных внутренних и внешних конкурентов собственной металлической монеты - пушнины (на юге страны – также скота, выступавшего в роли меновой единицы) и импортного металла соответственно, а также различия хозяйственных укладов и покупательной способности. Серебро, скорее всего, было сликом дорого, а также просто не очень нужно большей части населения, жившей, по сути, натуральным хозяйством.

 

 

Организация хозяйства социально – экономическая структура, государство

 

Что касается организации хозяйства Руси, то можно выделить два основных типа –общинное хозяйство и хозяйство крупного землевладельца.

С первым связано понятие «вервь», многократно встречающееся в Русской Правде в качестве субъекта права, несущего коллективную ответственность (прежде всего, за убийство). Есть несколько версий того, что есть вервь – родственная община, соседская община или даже просто территориальный округ. В Русской Правде и других документах прямых определений верви не даётся. Анализируя текст Русской Правды, Б.Д. Греков приходит к следующим выводам:

«1. Вервь – это определённая территория, на котрой может быть найдено мёртвое тело, по которой идёт «гонение следа» (искание татя), - следовательно, территория довольно значительная.

2. Вервь в то же время – общественная организация, в ней живут её члены, именуемые в Русской Правде «людьми», имеющие свои права и обязанности.

3. Никаких намёков источника на то, что вервь есть кровнородственный коллектив, большая семья, нет».²

К этому следует добавить, что из Русской Правды не следует и связь верви исключительно с сельскими поселениями. Учитывая наличие в то время большого количества крупных городов, можно предположить, что понятие верви могло распространяться и на городские кварталы. Таким образом, тем более подтверждается предположение, что вервь – общественная организация и орган внутреннего самоуправления определённой территории.

В Русской Правде есть и достаточно явное, хотя также косвенное, подтверждение этому: «Аже кто не вложиться в дикую веру, тому людье не помогають, но самъ платить» («Если кто не вкладывается в дикую виру, тому люди не помогают, но он платит сам»; ст. 8).

Не означает ли это, что членом верви человек становится на основании взносов в общий капитал верви, и его вклад (в данном случае – в дикую виру) даёт ему право и возможность рассчитывать на помощь со стороны верви? Рассуждая дальше, можно предположить, что и верви могли различать по хозяйственной специализации, и одна вервь могла объединять людей разного рода занятий.

В то же время, различные племена, слагавшие Киевскую Русь, находились на разных стадиях общественного развития. У многих из них могла сохраняться и родственная община. В этом случае можно предполагать, что «вервь» - объединяющее название для различных сообществ людей. Тем более, выступать в качестве субъекта права и нести коллективную ответственность может сообщество любого типа.

Если говорить о хозяйстве крупного землевладельца (феодальном хозяйстве), то вероятно, что его специфика была в том, что работу в хозяйстве, а также управление хозяйством, выполняли люди, находящиеся в отношениях подчинения господину.

Основой такого рода хозяйства также было земледелие², но им хозяйственная деятельность не ограничивалась и также включала в себя и охоту, и рыболовство, и бортничество, и скотоводство, и вероятно торгово-посредническую и финансовую деятельность. Об этом также свидетельствует ряд статей Русской Правды, где в качестве зависимых от господина людей есть представители разного рода занятий.

Чаще всего люди, работающие в хозяйстве землевладельца – феодала (вероятнее всего, князя, «княжьего мужа» или боярина, хотя термин «боярин» в Русской Правде ещё редко встречается), объединяются понятием «челядь». Однако смысл этого хорошо известного слова остаётся несколько неопределённым. В общем это люди, связанные с господином отношениями личной зависимости. Б.Д. Греков определяет челядь как «совокупность работающего на вотчинника населения»². В контексте некоторых документов того времени «челядь» (и однокоренное ему слово «чадь») можно понять и как членов семьи (чада) господина. Но, главным образом, под зависимыми людьми понимаются наймиты, закупы и полные («обельные») холопы.

Здесь необходимо подробнее остановиться на политико-социально-экономической стратификации общества Киевской Руси.

Как правило, его разделяют на три основные группы:

1. Привилегированные сословия (князья, княжьи мужи, огнищане, бояре).

2. Свободные простолюдины (люди, смерды).

3. Люди, находившиеся в отношении личной зависимости по отношению к представителям правящих классов (наймиты, закупы, холопы).

В.О. Ключевский, опираясь на Русскую Правду, отмечает двоякое социальное деление общества Киевской Руси, политическое и экономическое. В первом случае разделение идёт по отношению к князю – на «людей служилых и неслужилых, на княжих мужей и людей, или простых людей. Первые лично служили князю, составляли его дружину, высшее привилегированное и военно-правительственное сословие, посредством которого князья правили своими княжествами, обороняли их от врагов; жизнь княжа мужа оберегалась двойною вирою. Люди, свободное простонародье, платили князю дань, образуя податные общества, городские и сельские».⁶

Холопы в данном случае выделяются в отдельную категорию как люди, не несущие обязательств перед государством (в лице князя), но и не обладавшие личной свободой, и рассматриваемые фактически как рабочий скот, хотя, по словам В.О. Ключевского, «церковь уже проводила иной взгляд на холопа как на человека и за убийство его наказывала церковной карой. Княжеское законодательство начинало подчиняться этому взгляду».⁷

Это следует из Русской Правды в Пространной редакции, где холопы наделяются определёнными правами, в т.ч. в определённых случаях на защиту государства (князя, суда) от несправедливых притеснений господина.

Кроме того, надо отметить, что и с холопами далеко не всё однозначно. Как мы видим из Русской Правды (ст. 110), холоп мог быть тиуном (говоря современным языком – управляющим, менеджером) своего господина, при этом холопом он становился при службе тиуном без договора. Холопом становился человек, женившийся на рабыне (робе), также без предварительного договора (вероятно, о своём будущем статусе) с хозяином. Наконец, господин мог допустить холопа в свои торговые дела (ст. 117). Таким образом, холоп не всегда подходит под определение «рабочий скот», хотя очевидно, что это человек, лишённый личной свободы, но, в ряде случаев – по собственному выбору, не только за долги или какие-либо провинности.

Что касается экономического деления, то оно носит даже более сложный характер.

«Между государственными сословиями стали завязываться переходные слои. Так, в среде княжих мужей возникает класс частных привилегированных земельных собственников. В Русской Правде этот класс носит название бояр. Бояре Правды не придворный чин, а класс привилегированных землевладельцев.

Точно так же и среди людей, т. е. свободного неслужилого простонародья, именно в сельском населении, образуются два класса.

Один из них составляли хлебопашцы, жившие на княжеской, т. е. государственной земле, не составлявшей ничьей частной собственности; в Русской Правде они называются смердами.

Другой класс составляли сельские рабочие, селившиеся на землях частных собственников со ссудой от хозяев. Этот класс называется в Правде наймитами или ролейными закупами.

Таковы были три новых класса, обозначившиеся в составе русского общества и не совпадавшие с политическим его делением. Между ними было собственно имущественное различие.

Так смерд, государственный крестьянин, обрабатывал государственную землю своим инвентарём, а ролейный закуп является сельским рабочим, который обрабатывал полученный им от хозяина участок земли хозяйским инвентарём, брал у землевладельца в ссуду семена, земледельческие орудия и рабочий скот.

Но это экономическое различие соединилось с юридическим неравенством. Класс бояр-землевладельцев пользовался той привилегией, что движимое и недвижимое имущество после боярина при отсутствии сыновей могло переходить к его дочерям. Смерд, работавший на княжеской земле со своим инвентарём, мог передавать дочерям только движимое имущество, остальное же, т. е. участок земли и двор, после смерда, не оставившего сыновей, наследовал князь.

Но смерды, как и бояре, - свободные лица; наймит, напротив, лицо полусвободное, приближавшееся к холопу, нечто вроде временно-обязанного крестьянина…

Легко заметить, что и экономические классы, не совпадая с основными государственными сословиями, однако, подобно последним, различались между собою правами. Политические сословия создавались князем, княжеской властью; экономические классы творились капиталом, имущественным неравенством людей».⁷

Следует заметить, что ситуация с социально-экономическим устройством, отношениями и делением общества ещё сложнее и далеко не всегда понятна. Можно выделить ряд ключевых вопросов, остающихся, скорее, в области догадок или же голословных утверждений, хотя ответ на них необходим для понимания экономического устройства и отношений в обществе.

В частности, это относится к собственности на землю. В.О. Ключевский уверенно классифицирует её на государственную (княжескую) и частную, не выделяя других категорий, хотя из Русской правды следует, что существовала и земля верви, или же территория, являвшаяся зоной ответственности верви, т.е. общинная земля.

В то же время, в Русской Правде ничего не сказано о собственности на землю. Самого понятия «собственность» там нет. В документах той эпохи нет, кстати, и понятия «государство», его роль выполняет князь.

Что касается земли, то в Русской Правде обозначены только наказания, и весьма жёсткие, за нарушение границ чужого земельного участка (распашку межи, порчу межевого знака). Далее земельные отношения никак не регламентируются. Из этого следует то, у различных субъектов (частных лиц или общин) есть, как минимум, право владения и пользования участками земли, границы которых обозначены. Однако остаются непонятными права распоряжения землёй, включая сдачу в аренду, продажу, наследование.

Исследователи как дореволюционного, так и советского периода «по умолчанию» ставят знак равенства между землевладением и частной собственностью на землю, хотя второе понятие предполагает существенно больший и просто качественно иной комплекс прав, и частная собственность из права пользования землёй в определённых границах ещё не следует.

То, что такой важный вопрос, как земельный оборот, практически не нашёл своего отражения в Русской Правде (равно как и в других документах), можно считать своего рода загадкой.

Несмотря на то, что князья, княжьи мужи и бояре определяются как землевладельцы также «по умолчанию», землевладельцы «как класс» в Русской Правде и других документах отсутствуют. Вместе с тем в тех же документах присутствуют купцы, коммерческая деятельность, оборот товаров и капитала. (Более подробно речь о купцах пойдёт ниже).

Если предположить, что земля в то время являлась объектом более или менее свободного рыночного оборота, тогда неоправданно ставить знак равенства между представителями правящего политического класса и крупными землевладельцами. Последними будут становиться не те, кто приближён к князю, а те, кто обладает большим количеством гривен и кун, вырученным в результате коммерческой деятельности, которая, судя по всему, не являлась монополией высшего сословия.

Это, в свою очередь, не может не порождать острейшие конфликты между хозяевами земли и представителями других классов и сословий, - во-первых, теми, кто на земле традиционно жил и работал; во-вторых, представителями правящего политического класса, для которых землепользование и эксплуатация сельскохозяйственного труда является источником доходов.

Иными словами, частная собственность на землю в полном смысле этого слова соответствовала бы совершенно иной социально-экономической формации, чаще всего именуемой капитализмом.

В свою очередь, данный комплекс отношений, отдельный и чрезвычайно сложный, неизбежно требовал бы регламентации, однако никаких признаков её в Русской Правде мы не наблюдаем.

В документах не фиксируются также сделки по купле – продаже земли одних лиц другими.

Вероятно, владение землёй складывалось исторически, рассматривалось в рамках обычного права или отдавалось на усмотрение князю. Последний, так сказать, раздавал вотчины своим приближённым, за которыми закреплялось и право наследования, однако земля, отданная им в пользование, не становилась рыночным активом.

Более того, правильнее в данном случае говорить о праве даже не на землю как таковую, а на управление данной территорией и получение дохода от её эксплуатации. Право же (исторически сложившееся) исконного населения жить и работать на земле и также пользоваться её плодами вряд ли кто-то оспаривал.

В определённом смысле, можно говорить о том, что хозяином всей земли был великий князь (говоря современным языком, государство). Однако при распоряжении землёй он не мог не считаться как с традициями, так и с той или иной расстановкой реальных сил, хотя, в отличие от современного общества, право государства распоряжаться землёй не регламентировалось законодательными нормами.

Необходимо отметить также известный взгляд традиционного общества на землю как на нечто священное, то, чем не торгуют и, следовательно, не подлежащее купле-продаже подобно любому другому товару. Вряд ли это способствовало появлению частной собственности на землю в современном виде.

Надо добавить и то, что проблемы дефицита земли, скорее всего, не было. Соответственно, не было серьёзных проблем с поиском свободного земельного участка и организацией там хозяйства. Территория Руси в те времена и ещё долгое время спустя была, фактически, объектом колонизации со стороны растущего и мигрирующего населения. В этом случае право на землю закреплялось, так сказать, явочным порядком. В наше время это могли бы назвать самозахватом.

Другой вопрос, который, кстати, признаётся неясным – это статус смерда. На самом деле, это более широкий вопрос, относящийся к обществу в целом.

В.О. Ключевский определяет смердов так: «хлебопашцы, жившие на княжеской, т.е. государственной земле, не составлявшей ничьей частной собственности».⁷

Б.Д. Греков² указывает на наличие как свободного крестьянского землевладения, так и более широкого понимания слова «смерд», в частности, что под смердом можно понимать и свободного крестьянина, работающего на своей (общинной) земле.

Однако из Русской Правды вряд ли можно сделать такое заключение. Статьи, посвящённые праву наследования, косвенно указывают на другой статус и более узкое понимание слова «смерд».

Об имуществе смерда, умершего, не оставив сыновей, сказано следующее: «Аже смердъ оумреть, то задницю князю; аже будуть дщери оу него дома, то даяти часть на не; аже будуть за мужемь, то не даяти части имъ. (Если смерд умрет, то наследство князю; если будут у него дома дочери, то выделить: им часть [наследства]; если они будут замужем, то части им не давать; ст. 90)».

В противовес этому, наследство бояр и дружинников отходит их детям, будь то сыновья или дочери: «Аже в боярехъ любо въ дружине, то за князя задниця не идеть; но оже не будеть сыновъ, а дчери возмуть. (Если умрет боярин или дружинник, то наследство князю не отходит; а если не будет сыновей, то возьмут дочери; ст. 91)».

Статьи расположены рядом, регламентируют одни и те же отношения, а о боярах и дружинниках известно, что это люди, состоящие на государственной (княжеской) службе и лично обязанные князю. Логично предположить то же и в отношении смерда, с той поправкой, что смерд обладал менее высоким статусом. Можно предположить и то, что, если право наследования имущества, как смердами, так и боярами и дружинниками, подлежит регламентации, оно, в некотором смысле, не вполне их, а княжеское, переданное им в распоряжение на тех или иных условиях.

Кроме того, если считать смерда простым свободным крестьянином – общинником, сложно предположить, что его «задниця» представляла для князя какой-то интерес. Наконец, князь контролировал большую территорию, где жили десятки и сотни тысяч человек, и абсолютное большинство из них – свободные крестьяне. Контроль семейного положения и имущества каждого вряд ли был возможен, как технически, так и из-за неизбежного конфликта с общиной, не говоря уже об экономической целесообразности такого контроля.

В таком случае, большинство свободных людей находится вне обозначенной выше иерархии «княжьи мужи и бояре – смерды – наймиты, закупы и холопы». Первые две категории относятся к государственным (княжеским) служащим, третья – люди несвободные.

Интересен вопрос также о том, каким образом в эту иерархию вписываются люди, занимавшиеся коммерческой деятельностью – купцы. К какому сословию отнести их?

По текстам Русской Правды и другим можно предположить, что коммерческой деятельностью мог заниматься представитель любого сословия, даже холоп, хотя в последнем случае финансовые риски нёс господин: «Аже пустить холопъ в торгъ, а одолжаеть, то выкупати его господину и не лишитися его. (Если кто пустит своего холопа в торговые дела, а тот одолжает, то господину следует выкупить его и не лишаться его; ст. 117)».

Как правило, в качестве купцов в первую очередь воспринимаются (и фактически указываются) представители верхнего политического сословия. Вероятно, это сословие имеет, в том числе, коммерческое происхождение и трансформировалось из «варягов», промышлявших и торговлей, и разбоем (см. выше). Мы не можем также исключать, что купец мог быть привлечён на государственную службу или просто купить себе титул и государственный пост.

Однако при ведении коммерческой деятельности купец нёс все риски вплоть до риска потери имущества и личной свободы. Так, в случае потери товара по своей вине и неспособности возместить ущерб кредиторам или доверителям, купец поступает в полное их распоряжение и может быть даже продан ими, т.е., по сути, стать холопом:

«аже ли пропиеться или пробиеться, а в безумьи чюжь товаръ испортить, то како любо темъ, чии то товаръ, ждуть ли ему, а своя имъ воля, продадять ли, а своя имъ воля (если же он пропьется или пробьется об заклад [ проспорит ], или по неразумению повредит чужой товар, то пусть будет так, как захотят те, чей это товар: будут ли ждать, пока он выплатит, это их право, продадут ли его, это их право; ст. 54»).

Вряд ли такое возможно по отношению к приближённому князя, тем более – высокого ранга. Не только (и даже не столько) потому, что князь, так сказать, не даст его в обиду и не позволит до такой степени девальвировать статус княжьего мужа, но и потому, что княжий муж нужен князю именно на службе.

Кроме того, если княжеский служащий пользовался имуществом, предоставленным ему в распоряжение князем, каким образом оно могло быть продано? Наконец, доход от вотчины, предоставленной княжьему мужу - это своего рода жалование государственного служащего. В связи с этим возникает вопрос не только о необходимости, но и о самом праве заниматься самостоятельно коммерческой деятельностью, рискуя при этом как имуществом, так и личной свободой.

Князь, это следует из ст. 55, мог передавать деньги и товар в доверительное управление, естественно, с целью извлечения прибыли. Однако князья или княжьи мужи, оперирующие чужим товаром, деньгами или берущие в долг, в Русской Правде отсутствуют.

Логичнее предположить, что купцом, действующим на свой страх и риск, мог быть свободный человек, не состоящий на государственной службе.

Таким образом, можно несколько скорректировать двоякое социальное деление общества, обозначенное В.О. Ключевским, в результате чего оно предстаёт даже более сложным. Экономическое деление В.О. Ключевский считает вторичным по отношению к социальному, как результат выделения из среды дружинников крупных землевладельцев, с одной стороны, и закабаление ими и государством простонародья – с другой.

Однако ничто не мешает предположить, что экономическое деление общества происходило и в среде свободных простолюдинов, не являвшихся служилым сословием. Более того, предположить выделение купцов именно из простонародья, судя по законам, действующим в отношении их, представляется более логичным.

Таким образом, можно, как минимум, догадываться о наличии двух, пусть взаимопроникающих и даже обнаруживающих тенденцию к слиянию, но формирующихся параллельно и в значительной степени независимо друг от друга, социально-экономических иерархий:

1.                          Иерерахия служилого сословия, где слои общества разделяются в зависимости от обязанностей и прав по отношению к князю.

2.                          Иерархия неслужилого сословия, основанная, прежде всего, на экономическом подразделении общества – по роду занятий и уровню доходов.

Вполне возможно, что лично зависимые от господина люди (наймиты, закупы, холопы) слагают нижний уровень, прежде всего, второй иерархии. Тем более, в Русской Правде ничего не сказано о том, кто может (точнее, кто не может) быть господином холопа (наймита, закупа). Почему не предположить, что им может стать и разбогатевший простолюдин?

В первой же иерархии служение господину более высокого ранга можно рассматривать как форму служения князю (государству). Княжий муж обеспечивается представителями низших слоёв с тем, чтобы сам он не заботился о личном пропитании, а занимался государственной службой.

Нельзя не заметить, что сложность и неоднозначность отношений собственности и общественных иерархий, в общем, дожила до наших дней.

Наконец, следует отметить, что в Русской Правде ничего не сказано о принципах налогообложения. Обозначены только отдельные случаи (пошлины при закладке городских укреплений, «покон вирный», «урок мостников», судебные пошлины), когда население должно вносить плату на государственные или общие нужды. Такая необходимость возникала периодически и требовала затрат со стороны общества. Следует отметить, указаны суммы оплаты, но не указано, кто именно должен платить; можно догадаться, что вервь. Кроме того, при совершении преступлений князю выплачиваются крупные суммы штрафов – от нарушителей – частных лиц или от верви. Однако признаков регулярного налогообложения нет.

Здесь также мы можем предположить, что налог (дань) взимался князем по обстоятельствам и определялся им самим. Кроме того, государственные нужды могли удовлетворяться за счёт доходов от княжеских и вотчинных хозяйств и, говоря современным языком, размещения средств князя (государства) среди доверенных купцов.

 

 

Культура, представление о мире и человеке, мышление

 

Направление мысли людей того времени, в том числе – экономической, вряд ли можно понять без представлений об их мировоззрении и типе мышления в целом, складывавшихся в определённой религиозной и культурно-исторической среде.

С этнической точки зрения древняя Киевская Русь XI века представляла собой конгломерат славянских, финно-угорских, тюркских, балтийских племён с присутствием норманнского и других компонентов.

Внутри каждой группы также были серьёзные культурные и языковые различия, в том числе и среди славян, хотя общее название «русские», «Русь», «Русская земля», да и собственно «Русская Правда», уже были в обиходе, а идея славянского единства видна, как отмечал В.О. Ключевский ⁷, ещё в летописи Нестора¹¹.

При этом, вероятно, славяне составляли абсолютное большинство лишь на западе территории вдоль условной линии Новгород – Киев; на севере и северо-востоке жили финно-угорские племена и народы, на юге и юго-востоке – тюркские, в бассейне Немана и Даугавы – балтийские; верхний слой общества, как хорошо известно, в значительной степени имел норманнское (варяжское) происхождение.

Русь была страной недавно принявшей православное христианство (988 г.; таким образом, между Крещением Руси и первой Русской Правдой прошло менее 30 лет – срок очень небольшой по историческим меркам) в качестве государственной религии, однако в культуре и мировоззрении сохранялась мощная языческая основа. Трудно предположить, что к началу XI века большинство жителей страны приняло крещение. Скорее, язычниками оставалось большинство славян, тем более – представителей финских и балтийских племён; при этом среди тюрок уже распространялся ислам, а у хазар сохранялся иудаизм.

Таким образом, Русь в те времена была даже более полиэтническим и поликонфессиональным образованием, чем современная Россия, учитывая то, что вряд ли православное вероисповедание и древнерусский этнос были представлены абсолютным большинством жителей страны. Однако общее направление процесса – с одной стороны, христианизация населения, с другой – консолидация русского этноса и ассимиляция русскими, прежде всего, финно-угорских племён.

Русь находилась в состоянии духовной, «идейной» борьбы. В частности, о жестокой схватке между христианством и язычеством уже во второй половине XI века (1071 г. от Р.Х., или 6579 г. от сотворения мира, согласно по летоисчислению того времени) говорится и в «Повести временных лет»¹¹. Речь идёт о волнениях, устроенных языческими волхвами, воспользовавшимися неурожаем, и расправе над ними княжеского воина Яна

Как видно из документа, влияние служителей языческих культов в народе было велико. Вероятно, в большей степени это относится к представителям финских этнических групп. Интересно, что упомянутые волхвы «явились… из Ярославля» и ходили по бассейну Верхней Волги и Шексны.

Но надо отметить, что эта территория тогда уже активно колонизировались славянами, и недалеко было время, когда и «центр тяжести» древнерусского государства будет перенесён на северо-восток, и собственно Ярославль – один из крупнейших и древнейших городов, основанных русскими.

При этом об «этнической принадлежности» самих волхвов и людей, пошедших за ними и даже защищавших их с оружием в руках, в летописи не говорится ничего. Важно, что это вообще характерный для той эпохи подход, о чём отчасти говорилось выше и о чём будет также сказано ниже, в главе «Экономическая мысль в «Русской Правде»».

Дополнительную сложность и своего рода трагикомичность ситуации с волхвами придаёт то, что в их высказываниях смешаны язычество с чисто этническим колоритом («Бог мылся в бане и вспотел, отёрся ветошкой…»¹¹) и нечто, близкое к манихейству: «И сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил. Вот почему, если умрёт человек, - в землю идёт тело, а душа к Богу». Далее волхвы на вопрос Яна: «Какому богу веруете?» отвечали: «Антихристу!». И ещё далее: «Говорят нам боги: не можешь нам сделать ничего!» Всё это, видимо, отражает сложный и мучительный процесс духовного поиска и борьбы.

Примером духовной битвы уже на цивилизованном, интеллектуальном уровне, является, например, «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона, выстроенное как полемика христианства с иудаизмом.

Атмосферу вытеснения старого новым отражает и собственно «Русская правда». Нарпимер, что ст.1 документа дозволяет кровную месть, но в ст. 19 (Примечание 1) она отменяется решением князей.

Разумеется, «элита» общества в XI веке была христианской, вопрос же, насколько её христианство было глубоким и искренним, остаётся риторическим. Вероятно, у каждого конкретного её представителя – по-своему. Более того, князь Владимир, когда выбирал веру, руководствовался (во всяком случае, на первом этапе) и довольно циничными мотивами, о чём откровенно сообщает «Повесть временных лет». Это не только всем известное: «Руси есть веселие пить, не можем без того быть!»¹¹, но и предшествовавшее ему: «Владимир же слушал их, так как и сам любил жён и всякий блуд; потому и слушал их всласть». Это, в отличие от «веселие пить», было как раз «аргументом» в пользу принятия ислама, посланники которого, согласно «Повести…», обещали в загробной жизни «по семидесяти красивых жён».

Однако, что касается Владимира Мономаха, автора «Поучения» и одного из создателей Русской Правды в более зрелой редакции, то он свою приверженность христианским идеалам в сочетании с государственной мудростью доказал и словом, и делом, став, таким образом, достойным внуком своего деда – Ярослава Мудрого.

Вероятно, в столь сложных условиях успешно править могли только такие люди, а создание унифицированного для всей страны и, главное, работающего законодательства, каковым является «Русская Правда», следует считать большим достижением.

Сложность ситуации, вероятно, усугублялась и наличием двух «архетипов» власти. Условно их можно обозначить как «отец семейства» и «колонизатор» (или «оккупант», «захватчик»).

Первый архетип достаточно естествен, вытекает из родоплеменного строя и патриархального традиционного мировосприятия, где общество и страна представляется своего рода большой семьёй, а правитель – отцом.

Второй порождается ситуацией захвата власти. В.О. Ключевский, анализируя происхождение сословий и сословного неравенства, говорит следующее: «Но бывал и другой порядок явлений. Общество подчинялось вооружённой силе, вторгнувшейся со стороны или образовавшейся в нём самом, и захватившей право распоряжаться народным трудом… Сообразно с тем и общество приобретало особую физиономию. Всё оно складывалось из двух основных элементов: с одной стороны стоял победитель – господин, с другой – пленник – холоп»⁶.

Ключевский, однако, в своей работе говорит не об архетипах, а о двояком происхождении сословий – политическом и экономическом, и процитированное выше относится к политическому пути. Об экономической обусловленности сословной иерархии Ключевский пишет следующее:

«Иногда причиной его (сословного неравенства – К.Д.) бывало экономическое разделение общества в период образования государства. Тогда общество делилось на классы сообразно с разделением народного труда: классы различались между собой родом труда или родом капитала… Общество и в этом случае слагалось из двух главных элементов: с одной стороны стоял капиталист – заимодавец, с другой – рабочий – должник»¹¹.

«Капиталиста» можно рассматривать и как отдельный, третий архетип власти, и как «цивилизованный» вариант второго – «захватчика», поскольку речь тут также идёт о «борьбе за место под солнцем» и захвате, с той разницей, что оружием служит не меч, а деньги.

Как известно, власть в Киевской Руси в данном случае была гетерогенной. В целом история становления государственности Киевской Руси, вероятно, в большей степени способствовала формированию второго архетипа (хотя это можно сказать об истории становления любого крупного и разноплеменного государства). Однако государство, где власть для народа – «оккупант», а народ в восприятии власти – «туземцы», являющиеся не более чем объектом эксплуатации, в долгосрочном плане вряд ли жизнеспособно. Кроме того, очевидно, что христианскому мировоззрению, утверждавшемуся на Руси в то время, близок именно первый архетип – государства и общества как семьи с отцом во главе.

Можно с большой долей уверенности предполагать, что на Руси в тот период оба эти подхода были сильны и находились в состоянии борьбы между собой, которая могла идти в душе каждого конкретного представителя власти, подобно борьбе христианской веры и ценностей с другими, как это происходило с князем Владимиром.

Однако христианская вера и мировоззрение уже определяли образ мысли образованных людей того времени. В целом религиозность сознания была определяющей для направления образа мыслей человека.

В.О. Ключевский описывает исторический взгляд летописца следующим образом:

«Летописца гораздо более занимает сам человек, его земная и особенно загробная жизнь. Его мысль обращена не к начальным, а к конечным причинам существующего и бывающего…

Жизнь даёт человеку указания, предостерегающие и вразумляющие; надобно только уметь замечать и понимать их. Летописец описывает нашествия поганых на Русскую землю, беды, какие она терпит от них. Зачем попускает Бог неверным торжествовать над христианами?

Не думай, что Бог любит первых больше, чем последних: нет, он попускает поганым торжествовать над нами не потому, что их любит, а потому, что нас милует и хочет сделать достойными своей милости, чтобы мы, вразумленные несчастиями, покинули путь нечестия.

Поганые - это батог, которым провидение исправляет детей своих. «Бог бо казнит рабы своя напастьми различными, огнем и водою и ратью и иными различными казньми; хрестьянину бо многими напастьми внити в царство небесное». Так историческая жизнь служит нравственно-религиозной школой, в которой человек должен научиться познавать пути провидения»⁷.

Среди особенностей мышления того времени указывается и отсутствие современного уровня абстракции и обобщений. Люди видели вещи такими, «какие они есть». В Русской Правде нет понятий «государство», «собственность», «власть», «юридическое лицо». Всё это присуствует на уровне конкретных примеров, лиц и действий: государство - это князь, собственность – определённое чужое имущество и т.д. Что касатся юридических лиц, то их просто не было, как не было самого принципа ограничения ответственности. Она была полной.

Главная особенность подхода того времени – движение не «от системы», а «от человека», от частного, от конкретного. Можно предположить, что на этом базировались, в том числе, и экономические воззрения. Экономическое устройство, экономическое положение и статус человека – результат действий конкретных людей и Божьей воли. Дело не в социально – экономической системе и иерархии, её сильных и слабых сторонах, праведности или неправедности, а в том, что конкретный человек может стать нищим и зависимым по собственной вине или как испытание от Бога. В любом случае, без воли Божьей этого не происходит, а она для человека непостижима.

Наконец, сама система сложилась, как минимум, не без участия Божественного провидения. Поэтому осмыслить её, тем более - что-то изменить кардинально человек не только не в силах, но и не имеет права. В конце концов, такое желание можно счесть проявлением гордыни. Система может улучшаться, прежде всего, через самосовершенствование самого человека.

Надо добавить, что такой взгляд на вещи вытекает не только из христианской религиозной философии (впрочем, и из языческого фатализма), но и выглядит естественным и оправданным применительно к Руси – как уже было сказано, огромной, очень сложной и неоднородной, а потому – труднопостижимой страны.

Следование «естественному ходу вещей» с частными его корректировками и вмешательством по ситуации, без жёстких регламентов, вероятно, более продуктивно – как минимум, менее опасно, чем социально-экономическое и политическое конструирование, не основанное на должном уровне знания и понимания системы.

 

Глава 3. Экономическая мысль в «Поучении Владимира Мономаха»

 

Начать с «Поучения Владимира Мономаха» представляется логичным, несмотря на то, что документ появился позже первых редакций «Русской Правды». В отличие от «утилитарной» и сугубо практичной Русской Правды, это документ иного, более высокого порядка, где экономическая мысль просматривается на другом уровне обобщения, почти не присутствует явно, а вытекает из общего мировоззрения.

Примечательно, что в «Поучении» князь Владимир осознаёт «идеализм» своих подходов, очень высокий нравственный стандарт и сам сомневается в том, что потомки смогут или захотят его придерживаться. Среди первых слов «Поучения»: «Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет её в сердце свое и не станет лениться, а будет трудиться».

Если говорить об экономической составляющей «Поучения», то это, скорее, определённая социально – экономическая этика и подход к управлению, в том числе – хозяйством. И сводится она к пяти основным пунктам:

1.      Не лениться.

2.      Всё делать и за всё отвечать самостоятельно.

3.      Защищать слабых и беречь человека.

4.      Не гнаться за богатством.

5.      Не уклоняться от препятствий и рисков, так как всё это – испытания от Бога.

Обо всём этом в «Поучении» говорится прямо.

О трудолюбии Мономах, прежде всего, свидетельствует своим жизнеописанием, где перечислено огромное количество сделанных им дел. Кроме того, он прямо пишет следующее: «В дому своем не ленитесь, но за всем сами наблюдайте; не полагайтесь на тиуна или на отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано…».

Также оно пишет и непосредственно о собственном опыте: «Что надлежало делать отроку моему, то сам делал — на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и в стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах и о ястребах заботился».

Здесь нельзя не обратить внимания и на то, какие требования Владимир Мономах предъявляет к руководителю. Он должен вникать во всё, не полагаясь на подчинённых, и отвечает за всё. Такой взгляд на первое лицо на Руси дожил до наших дней и остаётся в силе. Мы, конечно, не знаем, но можем предполагать, что «Поучение» Владимира Мономаха также сыграло в этом свою роль, поскольку князь Владимир, безусловно, рассматривался как эталон и образец для подражания.

О помощи слабым и защите людей Владимир пишет следующее: «Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души» и, далее:

«Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вред ни своим, ни чужим, ни селам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же пойдете и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол; если не можете почтить его подарком, — то пищей и питьем: ибо они, проходя, прославят человека по всем землям, или добрым, или злым. Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны. Не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите. Жену свою любите, но не давайте им власти над собой. А вот вам и основа всему: страх божий имейте превыше всего».

И здесь также следует обращение к собственному опыту: «Также и бедного смерда, и убогую вдовицу не давал в обиду сильным…».

На современном социально-экономическом языке это называется социальной защитой. Однако князь Владимир не приводил каких–либо рациональных обоснований человеколюбия и необходимости защиты слабых. Для него это христианская нравственно-этическая аксиома, требующая исполнения независимо от того, насколько она «экономически выгодна», а также – невзирая на опасность, поскольку защита слабого неизбежно сопряжена с конфликтом с сильным.

Также Владимир пишет о бессмысленности погони за богатством: «А мы что такое, люди грешные и худые? Сегодня живы, а завтра мертвы, сегодня в славе и в чести, а завтра в гробу и забыты. Другие собранное нами разделят. Посмотри, брат, на отцов наших: что они скопили и на что им одежды?»

С точки зрения распространённых ныне (и активно пропагандируемых в качестве единственно верных) представлений трудолюбие в сочетании с равнодушием к богатству может показаться парадоксальным. Обычно, призывая людей упорно трудится, им рисуют картину материальных благ, которые можно стяжать трудом. А сам труд, таким образом, выступает как средство их стяжания.

Князь Владимир, также в рамках ортодоксально-христианской (не протестантской!) этики смотрит на вещи по-другому. Труд и, если надо, смертельный риск – это долг мужчины, воина, руководителя. Трудиться надо ради страха Божьего, а также ради доброй славы среди людей или, говоря современным языком, ради хорошей репутации.

Наконец, следующие слова, по сути, завершают изложение системы взглядов, проповедуемых Мономахом: «Не осуждайте меня, дети мои или другой, кто прочтет: не хвалю ведь я ни себя, ни смелости своей, но хвалю бога и прославляю милость его, ибо меня, грешнаго и ничтожного, столько лет хранил от тех смертных опасностей и не ленивым меня, дурного, создал, но к любому делу человеческому способным. Прочитав эту грамотку, потщитесь делать всякие добрые дела, славя бога со святыми его. Смерти, дети, не бойтесь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам бог пошлет. Ибо, если я от войны, и от зверя, и от воды, и от падения с коня уберегся, то никто из вас не может повредить себя или быть убитым, пока не будет от бога повелено. А если случится от бога смерть, то ни отец, ни мать, ни братья не могут вас отнять от нее, но если и хорошее дело — остерегаться самому, то божие сбережение лучше человеческого».

По сути, тот же взгляд изложен в известном девизе: «Делай как должно, и будь что будет».

Другая сторона экономической мысли Владимира Мономаха заключается не в том, что он сказал или сделал, а в том, что он не сказал и не сделал, во всяком случае - явно. Мы можем судить об этом по косвенным признакам. Князь Владимир в «Поучении» упоминает о смердах и простолюдинах, т.е., по сути, о сложившейся системе социально-экономического неравенства, никак не комментируя саму эту систему.

Из чего можно сделать вывод, что он считал это, если не естественным, то, во всяком случае, неизбежным порядком вещей, что находится в русле представлений людей того времени (см. выше).

Вряд ли в этом можно усмотреть уступку интересам власть имущих. Для человека, не дающего «бедного смерда и убогую вдовицу в обиду сильным», это маловероятно. Кроме того, это общее поучение, а не практический документ, не обусловленный текущей экономической и политической конъюнктурой.

Тем более, князь Владимир явно даёт понять, что люди, находящиеся внизу социально-экономической пирамиды, как заведомо менее сильные, требуют защиты, и задача руководителя государства – обеспечить им эту защиту, даже ценой конфликта с более влиятельной частью общества.

Скорее, с точки зрения Владимира Мономаха, «дело не в системе, а в людях». Он предпочитал не менять систему, а действовать наилучшим образом (с точки зрения как нравственно–этической, так и профессиональной) в рамках сложившейся системы.

С.М. Соловьёв так оценивал Владимира Мономаха: «Мономах не возвышался над понятиями своего века, не шёл наперекор им, не хотел изменить существующий порядок вещей, но личными доблестями, строгим исполнением обязанностей прикрывал недостатки существующего порядка, делал его не только сносным для народа, но даже способным удовлетворять его общественным потребностям»³.

Если «забежать» несколько вперёд, к Русской Правде, одним из составителей которой был именно Владимир Мономах, то с позиций господствующего ныне гуманистического восприятия может вызвать недоумение то, что человек, провозгласивший очень высокие нравственные стандарты, человеколюбие, защитц слабых, мирится с тем, что человека в определённых ситуациях можно продавать как скотину.

Возможно, с точки зрения современных понятий, Владимира Мономаха можно назвать консерватором. Вероятно, он исходил из того, что система общественно-экономических отношений не поддаётся конструированию с помощью человеческой воли и разума, но может быть облагорожена силами человека.

Ни в коем случае нельзя сказать, что Владимир Мономах был противником каких-либо изменений в системе. Напротив, он, как один из авторов «Русской Правды», законодательно закрепил и облегчение положения низших слоёв общества, и ограничения власти капитала. При этом он, скорее, продолжал политику частных и постепенных улучшений в существующем порядке вещей, которая была начата до него – в частности, отмена кровной мести с заменой её вирой. Таким образом, он шёл в русле сложившихся взглядов на улучшение общества.

Есть две известные аллегории, с помощью которых можно представлять общество – «дерево» и «здание». В первом случае общество видится как живой организм, а руководитель общества – как садовник. Растение рождается и развивается независимо от воли садовника, однако процесс развития и состояние организма можно улучшить – внося удобрения, поливая, прививая плодоносные ветви и отсекая сухие. Самое главное, однако – любовь к этому существу.

Во втором случае руководитель воспринимается как архитектор и строитель – «здание» общества можно подвергнуть капитальному ремонту или даже снести «до основанья, а затем» простроить новое. Важно здесь и то, что в данном случае «архитектор», безусловно, может любить свою работу и «хотеть как лучше». Однако о человеческих чувствах по отношению к обществу говорить уже вряд ли приходится.

Любовь здесь, скорее, к себе и своему таланту архитектора или строителя, способного к грандиозному строительству. Само восприятие общества как мёртвой конструкции (пусть в качестве образа), хотя состоит оно из живых людей, уже может говорить об отстранённо-безразличном отношении к тем, ради кого, казалось бы, затевается реконструкция.

Очевидно, что Владимиру Мономаху был ближе первый взгляд на вещи. Также очевидно, что такой подход (и, опять же, можно предполагать – не без влияния авторитета князя Владимира) господствовал на Руси и в России вплоть до 20 века.

С некоторого момента к России был прочно приклеен ярлык «отсталой страны», хотя, если опираться на факты, страна очень мощно развивалась даже при столь «отсталом» и «реакционном» подходе.

Мы знаем также, что господствующее восприятие общества на рубеже 19 и 20 веков сменилось от «дерева» к «зданию» и, в итоге, мы пережили две колоссальные социально – экономические реконструкции: в начале и в конце 20 века, в обоих случаях сопряжённые с огромными человеческими жертвами, травмирующим воздействием на человеческое сознание, деградацией нравственности.

Огромные жертвы являются бесспорным историческим фактом, положительный эффект радикальных перемен в обоих случаях остаётся и останется в будущем неразрешимым предметом споров, а отодрать от России ярлык «отсталой страны» так и не удалось.

 

Глава 4. Экономическая мысль в «Русской Правде»

 

Прежде всего, следует отметить, что «Русская Правда», если так можно сказать, «экономична» в целом. Практически всё имеет денежное измерение, причём с использованием единой иерархии денежных единиц (гривна – куна – ногата). У авторов документа явно просматривается стремление выстроить единую систему прозрачных и понятных всем правил. Основное наказание за преступление, в том числе за убийство – штраф.

В.О. Ключевский прямо называет Русскую Правду «кодексом капитала», по сути отражающим интересы торгово-промышленной элиты общества, и его оценка звучит, фактически, как обвинение:

«Русская Правда есть по преимуществу уложение о капитале. Капитал служит предметом особенно напряжённого внимания для законодателя; самый труд, т. е. личность человека, рассматривается как орудие капитала: можно сказать, что капитал - это самая привилегированная особа в Русской Правде…

Само лицо рассматривается в Правде не столько как член общества, сколько как владетель или производитель капитала: лицо, его не имеющее и производить не могущее, теряет права свободного или полноправного человека…

Произведение труда для закона важнее живого орудия труда - рабочей силы человека. Тот же взгляд на лицо и имущество проводится и в другом ряду постановлений Правды.

Замечательно, что имущественная безопасность, целость капитала, неприкосновенность собственности обеспечивается в законе личностью человека. Купец, торговавший в кредит и ставший несостоятельным по своей вине, мог быть продан кредиторами в рабство…

Личность человека рассматривается как простая ценность и идёт взамен имущества. Мало того: даже общественное значение лица определялось его имущественной состоятельностью»⁷.

Похоже, что в некоем политическом азарте наш выдающийся историк начинает даже давать не совсем верную информацию и противоречить сам себе. Так, убийство человека или нанесённые ему увечья, согласно Русской Правде, всё же наказывается строже, чем порча или кража имущества, даже если речь идёт о жизни холопа (робы).

Кроме того, в процитированном выше отрывке В.О. Ключевский называет Русскую Правду законом, а автора – законодателем. Между тем, ранее он подчёркивал, что этот документ является кодификатором. Он не более, чем закрепляет на бумаге и, в ряде случаев, конкретизирует уже сложившиеся правила, обычаи и нормы.

Что касается «оценки» человеческой жизни, то за убийство человека, в зависимости от его социального статуса и «экономической ценности», сумма штрафа составляла от 5 (холоп или смерд без квалификации; ст. 16 Приложения 1) до 80 гривен (княжие мужи; ст. 19). За княжеского коня – 3 гривны, за коня смерда – 2 гривны.

Между тем за коня – самое дорогое имущество, полагался штраф в 3 гривны за княжеского коня и 2 – за коня смерда. Исключения составляют два преступления – запашка межи и поджог.

Что касается земли, то 12 гривен штрафа полагалось за нарушение межевых знаков и запашку межи (ст. 34). Расхожее мнение заключается в том, что это способ охраны феодальных владений. Не оспаривая его, можно предположить, что этим, как минимум, не исчерпывается. Тем более, о том, чьи межевые знаки, не сказано. Однако понятно, что нарушение земельных владений, - частных, общинных, возможно – племенных, могло спровоцировать очень серьёзные кровавые конфликты, поэтому наказание за сам факт нарушения (размер отчуждённого участка даже не называется) очень серьёзно.

Если говорить о поджоге (в качестве наказания за который предусматривается «поток и разграбление» и конфискацию имущества в пользу князя, ст. 83), то его также следует рассматривать как особо опасное преступление. Во-первых, из-за того, строения были деревянными, и поджог одного дома мог обернуться уничтожением целого поселения; во-вторых, из-за того, что поджог в большинстве случаев оборачивается гибелью множества людей.

В то же время, присутствует двоякая оценка человека – по социально-политическому статусу и своего рода экономической ценности. Так, за убийство холопа вира составляла 5 гривен, за убийство «робы» (рабы) – 6 гривен; а за убийство ремесленника (ремесленницы) и кормильца (кормилицы) – 12 гривен, причём с оговоркой – «даже если это холопы» (ст. 17 Пространной редакции). Таким образом, в ряде случаев оценка реального экономического «веса» человека оказывалась выше его формального статуса. И это очевидный случай, если даже не принимать в расчёт того, что более высокий социально – политический статус чаще всего соответствовал и более высокой «экономической ценности» человека.

Обращает на себя внимание, что и в Русской Правде отсутствуют признаки дискриминации по этническому или конфессиональному признаку, а по именам упомянутых там князей видно, что в элиту общества входили представители разных этнических и, вероятно, конфессиональных групп.

Следует также задать вопрос, возможен ли был в те времена иной, более гуманный подход даже чисто «технически». Реальны ли были в тех условиях другие, менее жёсткие способы обеспечения безопасности и человека, и бизнеса? Что, например, можно было сделать с «купцом, торговавшим в кредит и ставшим несостоятельным по своей вине»?

Можно обратить внимание, напротив, на то, что статья о потере капитала начинается как раз с гарантий безопасности и свободы человека, потерявшего вверенный ему товар не по своей вине: «Аже которыи купець, кде любо шедъ съ чюжими кунами, истопиться любо рать возметь, ли огнь, то не насилити ему, ни продати его; но како начнеть от лета платити, тако же платить, зане же пагуба от бога есть, а не виноватъ есть (Если какой-нибудь купец, отправившись куда-либо с чужими деньгами, потерпит кораблекрушение, или нападут на него, или от огня пострадает, то не творить над ним насилия, не продавать его; но если он станет погодно выплачивать долг, то пусть так и платит, ибо эта пагуба от Бога, а он не виноват; ст. 54)».

Можно найти и объяснения того, почему даже жизнь человека измерялась в деньгах. Смертной казни за убийство в Русской Правде не зафиксировано. В то же время, создать пенитенциарную систему, сколько-нибудь сопоставимую с современной, тогда вряд ли было возможно. Таким образом, денежный штраф (более жёсткий вариант – «поток и разграбление» имущества и/или превращение преступника в холопа) оставался единственным приемлемым наказанием за преступление.

Что касается холопства, то и здесь важно, на какой из аспектов обратить внимание – на низкий статус завсимых людей (по «нисходящей» - наймиты, закупы, холопы) или на то, что ситуации, при которых человек мог быть обращён в холопы, и права господина в отношении холопа, ограничивались.

Так же двояко можно подойти и к законодательству, касающемуся цены капитала. В.О. Ключевский пишет: «Капитал чрезвычайно дорог: при краткосрочном займе размер месячного роста не ограничивался законом; годовой процент определён одной статьей Правды "в треть", на два третий, т. е. в 50%. Только Владимир Мономах, став великим князем, ограничил продолжительность взимания годового роста в половину капитала: такой рост можно было брать только два года и после того кредитор мог искать на должнике только капитала, т. е. долг становился далее беспроцентным; кто брал такой рост на третий год, терял право искать и самого капитала. Впрочем, при долголетнем займе и Мономах допустил годовой рост в 40%»⁷.

Во-первых, просто не совсем понятно, почему В.О. Ключевский именно так интерпертирует данные статьи (ст. 53); их смысл представляется не настолько ясным, но к ним мы ещё вернёмся.

Во-вторых, здесь можно обратить внимание, прежде всего, на дороговизну капитала, а можно – на законодательное ограничение «аппетитов» кредитора (инвестора).

Что касается равенства людей, то в наше время оно понимается в первую очередь (или даже исключительно) как их равенство перед земным законом. Это, кстати, не устраняет резкого социально – экономического расслоения, что существенно обесценивает формальное юридическое равенство.

В те времена верующие христиане не сомневались в равенстве людей, прежде всего, перед Богом, а обеспечение равенства «здесь и сейчас» перед земным законом важной задачей не считали. Более того, такую постановку задачи они могли бы счесть вызовом воле Божьей (или воле судьбы, если говорить о язычниках).

В оценке стоимости человеческой жизни в гривнах, причём крайне неравной для разных групп людей, можно усмотреть цинизм и своего рода всевластие и «звериный оскал» капитала. И это, хотя бы отчасти, будет правдой, учитывая происхождение и историю становления древнерусского государства, здесь нельзя не согласиться с В.О. Ключевским.

Однако есть и другой аспект. Та жизнь, которая оценивалась в гривнах, причём очень неравно, и «шла взамен имущества», была для людей того времени, если так можно выразиться, ещё не всей жизнью и даже не главной её частью. И это, по сути, не оценка личности человека и не определение ценности его жизни как таковой, а именно оценка ущерба от потери человека в качестве производителя материальных ценностей. А собственно «личность человека рассматривается» вовсе не другими людьми, такой серьёзной задачи тогда люди на себя просто не возлагали.

Что же касается и времени, в котором жил В.О. Ключевский, и нашего времени, то было бы некоторым лицемерием утверждать, что жизнь высшего должностного лица или крупного собственника оценивается, и де-юре, и де-факто, так же, как жизнь «простого человека», и что современное законодательство «кодексом капитала» не является. Ещё более «обостряя ситуацию», можно сказать, что люди не равны реально, и наши предки это понимали, а мы делаем вид, что этого не видим.

Целью анализа, тем не менее, является не полемика с В.О. Ключевским или другим исследователем, не «обвинение» или «оправдание» составителей документа, тем более – применяя к людям, жившим 1000 лет назад, подходы нашего времени, а выделение основных составляющих экономической мысли. В качестве таковых можно выделить следующее:

1. Существующий порядок вещей считается, в целом, неизменным, естественным, неизбежным, и подлежит корректировке в тех или иных частностях, но не радикальному изменению.

2. В частных исправлениях порядка вещей господствует тенденция к смягчению – отмена кровной мести, ограничение прибыли, смягчение положения низших слоёв населения, ограничение количества ситуаций, при которых человек мог быть «низвержен» в нижние слои, забота о социально незащищённых слоях населения (о детях, что видно из статей о наследовании и защите имущества и свободы детей в случае смерти родителей).

3. В смягчении существующего порядка составители руководствуются принципом справедливости, ограждая человека, нанесшего ущерб окружающим не по своей вине или безвинно терпящего ущерб и притеснения.

4. Специфическое, характерное для традиционного общества, отношение к собственности (праву) на землю и, вероятно, на недвижимое имущество в целом. Как уже говорилось выше, по косвенным признакам можно судить о том, что земля не являлась объектом свободного рыночного оборота. Кроме того, статьи, посвящённые наследованию имущества (дома, хозяйства), указывают на два возможных варианта: 1) имущество передаётся детям или, до их совершеннолетия, в распоряжение ближайшим родственникам; 2) имущество отходит князю. Таким образом, земля (дом, хозяйство) фактически может являться собственностью государства или рода, но не индивида.

5. В хозяйственной деятельности господствовал принцип полной ответственности хозяйствующего субъекта за свою деятельность. Принципа ограничения ответственности рамками вносимого в дело капитала не было. Все риски нёс получатель инвестиций (заёмщик, доверенное лицо), и при потере капитала по своей вине он отвечал всем имуществом и даже личной свободой. Даже при потере в силу форс-мажорных обстоятельств он не освобождался от обязательств по возмещению ущерба, хотя и не ограничивался в сроках их выполнения. Надо отметить также, что оборотной строной владения холопами было то, что по всем их обязательствам отвечал господин. Что касается кредитора (инвестора), то предусматривалась и его защита от недобросовестного контрагента, например, пользующегося незнанием инсайдерской информации:

«Аже кто многимъ долженъ будеть, а пришедъ господь изъ иного города или чюжеземець, а не ведая запустить за нь товаръ, а опять начнеть не дати гости кунъ, а первии должебити начнуть ему запинати, не дадуче ему кунъ, то вести и на торгъ, продати же и отдати же первое гостины коуны, а домашнимъ, что ся останеть кунъ, тем же ся поделять… (Если кто-нибудь будет многим должен, а приехавший из другого города купец или чужеземец, не зная того, доверит ему свой товар, а [тот] станет не возвращать гостю денег, и первые заимодавцы станут ему препятствовать, не давая ему денег, то вести его на торг, продать [его] вместе с имуществом, и в первую очередь отдать деньги чужому купцу, а своим - те деньги, что останутся, пусть они разделят… ст. 55)»

6. Важная роль государства (князя) и, вероятно, своя специфика понимания государства и общества. При нанесении ущерба даже частному лицу в большинстве случаев виновный платил значительный штраф (продажу) князю. Это можно рассматривать и как простой способ пополнить государственную казну, воспользовавшись подходящим поводом. Но, возможно, здесь присутствует и своя философия общественной и государственной жизни и, в свою очередь, возможно двоякое толкование: восприятие князя как хозяина (собственника) земли, а подданных и их имущество – как собственность князя, или же понимание общества как единого организма, где ущерб частному означает ущерб и целому. Приоритет государства (князя) обозначен и в вышеупомянутой ст. 55, когда речь идёт о разделе денег от продажи банкрота между кредиторами: «…паки ли будуть княжи куны, то княжи куны первое взяти, а прокъ в делъ; аже кто много реза ималъ, не имати тому (… если будут княжеские деньги, то княжеские деньги отдать в первую очередь, а остальное в раздел; если кто взимал [уже] много процентов, то тому [свою часть долга] не брать)».

7. Достаточно высокая, в то же время, степень самостоятельности частных лиц в принятии решений. Многое отдаётся на откуп сторонам – «како ся будеть рядилъ», т.е. – как договорились стороны – один из самых распространённых оборотов в статьях Русской Правды, касающихся коммерческих сделок.

8. Отсутствуют признаки того, что прибыль и коммерческие операции облагались налогом (признаков регулярного налогообложения нет вообще, о чём уже говорилось выше). При этом напрямую ограничивается норма прибыли.

О «резе» следует сказать отдельно. Подробно о нём говорится в двух статьях:

51. «О месячныи резъ, оже за мало, то имати ему; заидуть ли ся куны до того же года, то дадять ему куны въ треть, а месячныи резъ погренути (А месячный процент брать ему [кредитору], если [договорились] о малом [сроке]; если же деньги не будут выплачены в срок, то дают ему деньги в треть, а от месячного процента отказаться)».

53. «… и оуставили до третьяго реза, оже емлеть въ треть куны; аже кто возметь два реза, то то ему исто; паки ли возметь три резы, то иста ему не взяти. Аже кто емлеть по 10 кунъ от лета на гривну, то того не отметати. ( … и постановили, что [долг] взимают из процента на два третий, если [должник] берет деньги в треть; если кто возьмет проценты дважды, то тогда ему взять сам долг; если он возьмет проценты трижды, то [самого] долга ему не брать. Если кто взимает по 10 кун на гривну за год, то этого не запрещать)»

Обычно «рез» переводится как «процент», что некорректно по форме и, вероятно, не вполне корректно по сути. Речь идёт об ограниченном количестве платежей равными долями, составляющими определённую часть от суммы основного долга (инвестиций). Это ближе современному понятию аннуитетных платежей.

Максимальная сумма платежей составляет 1½ от объёма предоставленных средств. В случае предоставления средств на срок до года резы могут выплачиваться ежемесячно (ст. 51), в остальных случаях – трижды. Возможно, в ст. 53 речь идёт о ежегодном платеже в ½ основной суммы (т.е. 50%, как писал В.О. Ключевский) в течение трёх лет. Однако периодичность платежей в статье не указана. Кроме того, далее говорится о том, что можно взимать ежегодно 10 кун на гривну. При том, что в 1 гривне в разные периоды было 25-50 кун, ставка будет 20-40% годовых. Зачем отдельно оговаривать право на 20-40% головых, если ранее уже разрешено взимание 50% в год? Может быть, возврат 1½ от вложенного капитала – максимум, что может требовать кредитор (инвестор), а 20-40% от основной суммы ежегодно – максимальная норма прибыли на вложенный капитал?

Некоторая запутанность формулировок может быть связана с тем, что как раз предоставление денег в рост противоречило христианской традиции, и была предпринята попытка найти компромисс между извлечением прибыли и соблюдением религиозных нравственных норм.

В настоящее время такого рода «обходные манёвры» совершают банки в исламских странах, где ростовщичество также запрещено. Два основных варианта здесь: банк выступает как обычный инвестор, имеющий впоследствии свою долю в прибыли предприятия и оформление кредита как продажи заёмщику товара, приобретённого для него банком, в рассрочку (в основном используется при предоставлении потребительских кредитов).

Не вполне понятна также норма, при которой, взяв проценты дважды, можно требовать основную сумму, а, при троекратном получении процентов право требования основной суммы теряется. Можно сделать и более простые и логичные предположения – что получение двух резов давало инвестору право на получение третьего; или же, что просрочка платежа давала ему право требовать выплаты неустойки.

Выделить из представленных выше отдельных пунктов некую квинтэссенцию экономической мысли, представленной в Русской Правде, представляется не очень простой задачей. Документ многослоен и отражает неоднозначность времени и исторических процессов, в которых был создан. Более того, он отражает разные цивилизационные пласты.

Общую философию документа можно выразить, пожалуй, как следование естественному ходу вещей в рамках традиции по пути частных улучшений, диктуемых традиционными нравственными нормами и здравым смыслом.

При этом очевиден жёсткий, «чисто капиталистический» и прагматический характер документа.

На первый взгляд создателей документа можно счесть сторонниками не сформулированной ещё в то время концепции «laissez faire» и даже своего рода ультралиберализма («кодекс капитала»). Разница в «малом» - в различии мировоззрений и типа мышления людей того времени и авторов приближенных к современности экономических концепций. Отсюда, прежде всего, различная антропология, различные представления о естественном ходе вещей, которому надо следовать, и о критериях ограничения свободы. Возможно, идеи одни и те же, но сверхидеи различны.

Нельзя не обратить внимания также на то, что социально-экономическая формация Руси 1000-летней давности вряд ли вписывается в прокрустово ложе определения «феодальное общество». Мы видим сложную, местами непонятную и запутанную общественную иерархию, точнее, иерархии, принадлежащие, по сути, различным формациям и, если рассуждать далее в формационных терминах, признаки общинного строя, капитализма и своего рода государственного капитализма наряду с государственным феодализмом.

Наконец, вопрос, который можно считать риторическим – что люди того времени не понимали в экономике из того, что понимаем мы? Можно ли было бы устранить те или иные недостатки общественно-экономического устройства Киевской Руси, используя экономические знания, накопленные за следующее тысячелетие человеческой истории?

 

Заключение

 

Итак, на первый взгляд, «Поучение Владимира Мономаха» и «Русская Правда» - два совершенно разных и даже диссонирующих документа. Первый призывает к соблюдению очень высокого нравственного стандарта, второй полностью является плодом «реальной жизни» и местами даже оставляющий впечатление определённого цинизма (во всяком случае, рассматривая его с позиций нашего времени).

Однако в реальности это – своего рода «двухуровневая» система с общими источниками представлений о мире и обществе. И автор одного документа является, в то же время, соавтором другого.

Общие мысли обоих документов сводятся к следующему:

1.                           Общество воспринимается как совокупность людей с их внутренним миром, тесной взаимосвязью и взаимодействием друг с другом. Точнее, понятие общества просто отсутствует. Претензии на кардинальное изменение общественной структуры и экономической системы отсутствуют. До осмысления общества как системы с определённой структурой и живущей по определённым объективным законам и описания его в абстрактных терминах мысль не поднимается (или не опускается, поскольку ценой такого перехода становится нивелирование человека до уровня некоей «материалной точки», от которой ничего не зависит).

2.                           Как следствие, существующий порядок вещей не подвергается критическому анализу. Вещи видятся «как они есть», принимается вся их сложность и видимые противоречия. Принимается естественный ход вещей с частными улучшениями по мере необходимости, продиктованными определёнными нравственными критериями и здравым смыслом.

3.                           Несмотря на указанное в п.1 отсутствие понятия «общества» и, тем более, анализа его структуры, довольно чётко угадывается понимание общества как единого организма со своей иерархией, где ущерб частному означает ущерб целому, а руководитель является в полном смысле «головой» и несёт полную и абсолютную ответственность за то, чем он управляет. В то же время организм не подлежит ломке и укладыванию в заранее заданные жёсткие стандарты.

Принципы, изложенные Владимиром Мономахом, постепенно «перетекают» в Русскую Правду, несмотря на, казалось бы, заведомый «идеализм» его «Поучения». Но мы видим, шаг за шагом, и отмену кровной мести, и появление пунктов, защищающих от «сильных» низшие слои населения («бедных смердов»), вдов и сирот, ограничение возможностей бесконтрольного обогащения и закабаления людей, защиту людей от несправедливости и недобросовестности со стороны других.

Собственно экономических, в современном понимании, разделов в «Русской Правде» немного, а в «Поучении», можно сказать, вовсе нет. И экономическую мысль, как таковую, там следует найти, она не лежит на поверхности.

Безусловно, в рассматриваемых документах нет экономической науки в виде, близком к современному. Однако не следует забывать, что современная экономическая мысль отнюдь не является в полной мере «чистой наукой», а базируется на определённой идеологии, более того – на постулатах, которые можно даже назвать квазирелигиозными. Прежде всего, это относится к либеральной и социалистической экономической мысли.

Вероятно, то же, в ещё большей степени, можно сказать и об экономических воззрениях наших предков, живших без малого 1000 лет назад. Для них стержнем мировоззрения являлась христианская православная вера в сочетании с характерным для всех традиционных обществ видением мира как организма, или семьи, со своей иерархией, и наличием надчеловеческих сил, управляющих мирозданием. Это определяло и направление мысли, в том числе экономической. Вероятно, именно это мировоззрение определило подход к обществу и экономике, изложенный выше.

Несмотря на прошедшую тысячу лет, ряд ключевых представлений и даже элементов общественного устройства дожил до наших дней:

1.                          Подход к управлению обществом, восприятие руководителя как хозяина всего и «отвечающего за всё».

2.                          Сохранившееся традиционное отношение к земле, дому и хозяйству как принадлежности страны (государства, князя) и рода, а не как к рыночному активу, товару, который хозяин – индивид может свободно обменять на другой товар.

3.                          Сложность и двойственность общественно-экономической иерархии. Наличие иерархий «государевых людей» и «свободных простолюдинов»; возможно, и других иерархий. В свою очередь, выстраивание «параллельных экономик», а также сохранившаяся полиформационность общества.

Вряд ли есть смысл говорить о том, «хорошо» это или «плохо». Всё имеет свои сильные и слабые стороны. Эти особенности, так или иначе, дожили до наших дней. Вероятно, они были зачем-то нужны нашему обществу, в комплексе обеспечивая (во всяком случае, в наших конкретных условиях) как устойчивость, так и потенциал развития, а также просто самосохранение во всех смыслах этого слова.

Если говорить об актуальности подходов к управлению экономикой руководителями 1000-летней давности для нашего времени, то даже конкретное решение по ограничению прибылей, возможно, заслуживает рассмотрения.

В любом случае, поводом для размышления является здоровый консерватизм людей той эпохи, их «органическое», а не «механистическое» восприятие мира, апелляция, прежде всего, к человеку, к его разуму и совести. Выше уже не раз было сказано о невосприятии нашими предками абстракций. Это, наверно, можно отнести к числу недостатков их мышления. Однако не следует забывать, что общество начинается с человека с его конкретными свойствами, мир начинается с конкретных вещей, и возможность создать силами, мягко говоря, несовершенных людей (а других, как известно, нет) «правильную систему», которая будет ими же «правильно» управлять помимо их воли – опасная иллюзия.

Наконец, экономическое благосостояние создаётся, прежде всего, трудом людей. Мотивация труда, экономическая и трудовая этика для нас одна из острейших проблем. Владимир Мономах был, говоря современным языком, «трудоголиком», и в «Поучении» настойчиво призывал потомков трудиться, при этом презирая погоню за богатством как никчемную. Он не был носителем ни «протестантской этики», ни, тем более, господствующей ныне «этики» бандитской. Точнее, он был носителем этики православной. И у него была очень сильная мотивация труда, и он был уверен в том, что её воспримут и потомки.

Более того, мы должны признать, что, по сути, ничего альтернативного и «конкурентоспособного» подходу князя Владимира для нашего человека просто не существует.

В любом случае, прислушаться к князю Владимиру стоит. Он руководил очень большой и сложной страной, в этом смысле Русь XI-XII вв. не так уж сильно отличалась от нынешней России, а технические возможности у власти были намного слабее. Но, несмотря на это, руководил он успешно и сделал очень много, т.е. был компетентным руководителем. Мнения таких людей всегда актуальны.

 

Приложение 1. «Русская Правда». Краткая и пространная редакции по Троицкому списку 2-й половины 14 века

(перевод М.Б. Свердлова)

 

Краткая редакция

«Правда Ярослава»

1.             Оубьеть моужь моужа, то мьстить братоу брата, или сынови отца, любо отцю сына, или братоучадоу, любо сестриноу сынови; аще не боудеть кто мьстя, то 40 гривенъ за голову; аще боудеть роусинъ, любо гридинъ, любо коупчина, любо ябетникъ, любо мечникъ, аще изъгои боудеть, любо словенинъ, то 40 гривенъ положити за нь.

Если убьет человек человека, то мстить брату за брата, или сыну за отца, или отцу за сына, или сыну брата, или сыну сестры; если кто не будет мстить, то князю 40 гривен за убитого; если это будет русин, или гридин, или купец, или ябетник, или мечник, или изгой, или Словении, то назначить за него 40 гривен.
   2. Или боудеть кровавъ или синь надъраженъ, то не искати емоу видока человекоу томоу: аще не боудеть на немъ знамениа никотораго же, то ли приидеть видокъ; аще ли не можеть, тоу томоу конець; оже ли себе не можеть мьстити, то взяти емоу за обидоу 3 гривне, а летцю мъзда.

Или кто будет избит до крови или до синяков, то не искать этому человеку свидетеля; если на нем не будет никакого признака ударов, то пусть придет на суд свидетель; если же не сможет прийти, то тому делу конец; если кто за себя не может мстить, то взять за него князю за обиду 3 гривны и оплату врачу.
   3. Аще ли кто кого оударить батогомъ, любо жердью, любо пястью, или чашею, или рогомъ, или тылеснию, то 12 гривне; аще сего не постигнуть, то платити емоу, то тоу конець.

Если кто ударит кого палкой, или жердью, или кулаком, или чашей, или рогом, или обухом, то платить 12 гривен; если этого виновного не настигнут для немедленного отмщения, то ему платить, а тому делу конец.
   4. Аще оутнеть мечемъ, не вынемъ а его, либо роукоятью, то 12 гривне за обидоу Если кто ударит мечом, не вынув его из ножен, или рукоятью, то 12 гривен за обиду.

   5. Оже ли оутнеть роукоу, и отпадеть роука, любо оусохнеть, то 40 гривенъ. Аще боудеть нога цела или начьнеть храмати, тогда чада смирять.

Если же ударит мечом по руке и рука отвалится или усохнет, то 40 гривен.
   6. Аще боудеть нога цела или начьнеть храмати, тогда чада смирять.
Если после удара по ноге будет нога цела или ударенный начнет хромать, тогда детей удерживать от мщения.

   7. Аще ли перстъ оутнеть которыи любо, 3 гривны за обидоу.
Если же по пальцу ударит какому-либо, то 3 гривны за обиду.

   8. А во оусе 12 гривне, а в бороде 12 гривне

А за ус 12 гривен и за бороду 12 гривен.

   9. Оже ли кто вынезь мечь, а не тнеть, то тъи гривноу положить

Если кто вынет меч, а не ударит, то тот платит гривну.

   10. Аще ли ринеть моужь моужа любо от себе, любо к собе, 3 гривне, а видока два выведеть; или боудеть варягъ или колбягъ, то на ротоу.

Если человек толкнет человека от себя или к себе, то 3 гривны, и пусть пострадавший приведет на суд двух свидетелей; если пострадавший варяг или колбяг, то пусть сам клянется.

   11. Аще ли челядинъ съкрыется любо оу варяга, любо оу кольбяга, а его за три дни не выведоуть, а познають и в трети день, то изымати емоу свои челядинъ, а 3 гривне за обидоу.

Если челядин скроется или у варяга, или у колбяга, и его в течение трех дней не выведут, но обнаружат его хотя бы на третий день, то взять ему [господину] своего челядина, а 3 гривны за обиду.

   12. Аще кто поедеть на чюжемъ коне, не прошавъ его, то положити 3 гривне.
Если кто поедет на чужом коне без спроса, то платить 3 гривны штрафа.

   13. Аще поиметь кто чюжь конь, любо ороужие, любо портъ, а познаеть въ своемь мироу, то взята емоу свое, а 3 гривне за обидоу.

Если кто возьмет чужого коня, или оружие, или одежду, а хозяин опознает в своем миру, то взять ему свое, а 3 гривны за обиду.

   14. Аще познаеть кто, не емлеть его, то не рци емоу: мое, нъ рци емоу тако: поиди на сводъ, где еси взялъ; или не поидеть, то пороучника за пять днии.

Если опознает кто похищенное, то не берет его, и пусть не скажет тому, у кого находится опознанное: "Мое", но скажет ему так: "Пойди на свод, где взял". Если же не пойдет, то пусть предъявит поручителя, что пойдет на свод в течение пяти дней.

   15. Аже где възыщеть на дроузе проче, а он ся запирати почнеть, то ити ему на изводъ пред 12 человека; да аще боудеть обидя не вдалъ боудеть достоино емоу свои скотъ, а за обидоу 3 гривне.

Если где-нибудь взыскивают на другом долг, а он начнет отказываться, то идти ему на извод перед 12 человеками; и если окажется, что он несправедливо не отдал ему, то истец должен получить свои деньги, а за обиду 3 гривны штрафа.

   16. Аще кто челядинъ пояти хощеть, познавъ свои, то къ ономоу вести, оу кого то боудеть коупилъ, а тои ся ведеть ко дроугому, даже доидеть до третьего, то рци третьемоу: вдаи ты мне свои челядинъ, а ты своего скота ищи при видоце.

Если кто хочет забрать челядина, опознав его как своего, то при своде вести к тому, у кого этот последний по времени господин купил, а тот отведется к следующему, пока не дойдут до третьего; тогда пусть скажет третьему: "Отдай мне своего челядина, а свои деньги ты взыщи при свидетеле".

   17. Или холопъ оударить свободна моужа, а бежить въ хоромъ, а господинъ начнеть не дати его, то холопа пояти, да платить господинъ за нь 12 гривне; а за тымъ, где его налезоуть оудареныи тои моужь, да бьють его.

Если холоп ударит свободного человека и убежит в господский дом, а господин его не будет выдавать, то холопа господину взять, и пусть уплатит господин за него 12 гривен, а после того, где тот ударенный человек встретит его, пусть убьет его.

   18. А иже изломить копье, любо щитъ, любо портъ, а начнеть хотети его деръжати оу себе, то приати скота оу него; а иже есть изломилъ, аще ли начнеть приметати, то скотомъ емоу заплатити, колько далъ боудеть на немъ.
      * Правда оуставлена роуськои земли, егда ся съвокоупилъ Изяславъ, Всеволодъ, Святославъ, Коснячко, Перенегъ, Микыфоръ Кыянинъ, Чюдинъ, Микула.

А если кто сломает копье, или щит, или повредит одежду и захочет, чтобы он [хозяин] оставил у себя, то взять с него [виновного] деньги; но если тот, кто сломал, захочет приобрести, то пусть заплатит деньгами столько, сколько господин заплатил за это.

  «Правда Ярославичей».  Правда, установленная Русской земле, когда собрались Изяслав, Всеволод, Святослав, Коснячко, Перенег, Никифор Киевлянин, Чюдин, Микула.

   19. Аще оубьють огнищанина въ обидоу, то платити за нь 80 гривенъ оубиици, а людемъ не надобе; а въ подъездномъ княжи 80 гривенъ.

Если убьют огнищанина за обиду, то убийца платит за него 80 гривен, а людям не надо; и за княжеского подъездного 80 гривен.

   20. А иже оубьють огнищанина в разбои, или оубиица не ищоуть, то вирное платити, в неи же вири голова начнеть лежати.

А если убьют огнищанина в разбое, а убийцу люди не ищут, то виру платить той верви, где лежит убитый.

   21. Аже оубиють огнищанина оу клети, или оу коня, или оу говяда, или оу коровье татьбы, то оубити въ пса место; а то же поконъ и тивоуницоу.

Если убьют огнищанина у клети, или у коня, или у быка, или во время кражи коровы, то убить убийцу как собаку. И тот же закон в отношении тиуна.

   22. А въ княжи тивоуне 80 гривенъ.

А за княжеского тиуна 80 гривен.

   23. А конюхъ старыи оу стада 80 гривенъ, яко оуставилъ Изяславъ въ своем конюсе, его же оубиле Дорогобоудьци.

А за старшего конюха при стаде 80 гривен, как постановил Изяслав за своего конюха, когда его убили дорогобужцы.

   24. А въ сельскомъ старосте княжи и в ратаинемъ 12 гривне.

А за княжеского сельского старосту и за старосту, который руководит пахотными работами, 12 гривен.

   25. А в рядовници княже 5 гривенъ.

А за княжеского рядовича 5 гривен.

   26. А въ смерде и въ хопе 5 гривенъ.

А за смерда и за холопа 5 гривен.

   27. Аще роба кормилица, любо кормиличицъ 12.

Если роба-кормилица или кормилец, 12 гривен.

   28. А за княжь конь, иже тои с пятномъ, 3 гривне; а за смердеи 2 гривне. За кобылоу 60 резанъ, а за волъ гривноу, а за коровоу 40 резанъ, а третьякь 15 коунъ, а за лоньщиноу полъ гривне, а за теля 5 резанъ, за яря ногата, за боранъ ногата.

А за княжеского коня, если тот с тавром, 3 гривны, а за коня смерда 2 гривны, за кобылу 60 резан, а за вола гривну, а за корову 40 резан, а за трехлетку 15 кун, а за годовалую полгривны, а за теленка 5 резан, за ягненка ногата, за барана ногата.

   29. А оже оуведеть чюжь холопъ, любо робоу, платити емоу за обидоу 12 гривне.

А если кто уведет чужого холопа или робу, то платить ему за обиду 12 гривен.

   30. Аще же приидеть кровавъ моужь любо синь, то не искати ему послоуха

Если придет человек окровавленный или с синяками, то не искать ему свидетелей.

   31. А иже крадеть любо конь, любо волы, или клеть, да аще боудеть единъ кралъ, то гривноу и тридесятъ резанъ платити емоу; или ихъ будеть 18, то по три гривне и по 30 резанъ платити моужеви.

А если кто крадет или коня, или волов, или обкрадывает клеть, то, если один крал, то заплатить ему гривну и тридцать резан; если их будет 18, то платить каждому человеку по три гривны и 30 резан.

   32. А въ княже борти 3 гривне, любо пожгоуть любо изоудроуть.

А за княжескую борть 3 гривны, если ее сожгут или выдерут пчел и соты.

   33. Или смердъ оумоучать, а безъ княжа слова, за обиду 3 гривны. А въ гнищанине, и в тивоунице, и въ мечници 12 гривъне.

Если смерда будут истязать, но без княжеского повеления, то 3 гривны за обиду; а за истязание огнищанина, тиуна или мечника 12 гривен.

   34. . А иже межоу переореть либо перетесъ, то за обидоу 12 гривне.
А если кто запашет межу или затешет межевой знак, то 12 гривен за обиду.

   35. А оже лодью оукрадеть, то за лодью платити 30 резанъ, а продажи 60 резанъ.
А если украдет ладью, то за ладью хозяину платить 30 резан, а штрафа князю 60 резан.

   36. А въ голоубе и въ коуряти 9 коунъ. А въ оутке, и въ гоусе, и въ жераве, и въ лебеди 30 резанъ; а продажи 60 резанъ.

А за голубя и за курицу 9 кун, а за утку, гуся, журавля, лебедя 30 резан, а штрафа князю 60 резан.

   37. А оже оукрадоуть чюжь песъ, любо ястребъ, любо соколъ, то за обидоу 3 гривны.
А если украдут чужого пса, или ястреба, или сокола, то 3 гривны за обиду.

   38. Аще оубьють татя на своемъ дворе, любо оу клети, или оу хлева, то тои оубитъ; аще ли до света держать, то вести его на княжь двор; а оже ли оубьють, а люди боудоуть видели связанъ, то платити в немь.

Если убьют вора на своем дворе, или у клети, или у хлева, то так тому и быть; если продержат до рассвета, то вести его на княжеский двор; а если его убьют, но люди видели, что он был связан, то платить за него.

   39. Оже сено крадоуть, то 9 коунъ; а въ дровехъ 9 коунъ.

Если сено украдут, то 9 кун; и за дрова 9 кун.

   40. Аже оукрадоуть овъцоу или козоу, или свинью, а ихъ боудеть 10 одиноу овьцоу оукрале, да положать по 60 резанъ продажи; а хто изималъ, томоу 10 резанъ.

Если украдут овцу, или козу, или свинью, а 10 человек украли одну овцу, то пусть платят по 60 резан штрафа князю, а кто поймал воров, тому 10 резан.

   41. А от гривни мечникоу коуна, а в десятиноу 15 коунъ, а князю 3 гривны; а от 12 гривноу емъцю 70 коунъ, а в десятину 2 гривне, а князю 10 гривенъ.

А из гривны мечнику куна, а в десятину 15 кун, а князю 3 гривны; а из 12 гривен ему 70 кун, а в десятину 2 гривны, а князю 10 гривен.

«Покон вирный»

   42. А се поклонъ вирныи: вирникоу взяти 7 ведоръ солодоу на неделю, тъже овенъ любо полотъ, или две ногате; а въ средоу резаноу, въже сыры, в пятницоу тако же; а хлеба по колькоу моугоуть ясти, и пшена; а куръ по двое на день; коне 4 поставити и соути имъ на ротъ, колько могоуть зобати; а вирникоу 60 гривенъ и 10 резанъ и 12 веверици; а переде гривна; или ся пригоди в говение рьбами, то взяти за рыбы 7 резанъ; тъ всехъ коунъ 15 коунъ на неделю, а борошна колько могоуть изъясти; до недели же вироу сбероуть вирници; то ти оурокъ Ярославль.

А это закон при сборе виры: вирнику взять 7 ведер солода на неделю, а также барана или полтуши говядины, или две ногаты; а в среду резану или сыры, в пятницу то же, а хлеба и пшена сколько смогут съесть; а вирнику 60 гривен и 10 резан и 12 вирниц, а при въезде гривна, а если приходится на говение кормить рыбами, то считать за рыбы 7 резан; таким образом всех кун 15 на неделю, а хлеба сколько смогут съесть; пусть вирники собирают виру не более недели. Таково постановление Ярослава.

«Урок мостников»

   43. А се оурокъ мостьниковъ: аще помостивше мостъ, взятии от дела ногата, а от городници ногата; аще же боудеть ветхаго моста подтвердити неколико доскъ, или 3, или 4, или 5, то тое же.

А это постановление для мостников: если настелят мост, то взять за работу ногату, а за городню ногата; если же у старого моста надо будет починить несколько досок, 3, 4 или 5, то взять столько же.

 

Пространная редакция

 

   1. Аже оубиеть мужъ мужа, то мьстити брату брата, любо отцю, ли сыну, любо братучадо, ли братню сынови; аще ли не будеть кто его мьстя, то положити за голову 80 гривенъ, аче будеть княжь моужь или тиоуна княжа; аще ли будеть русинъ, или гридь, любо купець, любо тивунъ боярескъ, любо мечникъ, любо изгои, ли словенинъ, то 40 гривенъ положит и за нь.

Если убьет муж мужа, то мстить брату за брата, или отцу, или сыну, или двоюродному брату, или сыну брата; если никто [из них] не будет за него мстить, то назначить 80 гривен за убитого, если он княжий муж или княжеский тиун; если он будет русин, или гридин, или купец, или боярский тиун, или мечник, или изгой, или Словении, то назначить за него 40 гривен.

   2. По Ярославе же паки совкупившеся сынове его: Изяславъ, Святославъ, Всеволодъ и мужи ихъ: Коснячько, Перенегъ, Никифоръ, и отложиша оубиение за голову, но кунами ся выкупати; а ино все якоже Ярославъ судилъ, такоже и сынове его оуставиша.

По смерти Ярослава, снова собравшись, сыновья его, Изяслав, Святослав, Всеволод, и мужи их, Коснячко, Перенег, Никифор, отменили месть за убитого, заменив ее выкупом деньгами; а все остальное - как Ярослав судил, так и сыновья его установили.

   3. Аже кто оубиеть княжа мужа в разбои, а головника не ищють, то виревную платити, въ чьеи же верви голова лежить то 80 гривенъ; паки ли людинъ, то 40 гривенъ.

Об убийстве. Если кто убьет княжего мужа в разбое, а убийцу не ищут, то виру в 80 гривен платить верви, где лежит убитый, если же простой свободный человек, то 40 гривен.

   4. Которая ли вервь начнеть платити дикую веру, колико летъ заплатить ту виру, зане же безъ головника имъ платити.

Если которая-либо вервь будет платить дикую виру (Прим.: коллективная выплата виры за чужую вину), пусть выплачивает ту виру столько времени, сколько будет платить, потому что они платят без преступника.
   5. Будеть ли головникъ ихъ въ верви, то зань к нимъ прикладываеть, того же деля имъ помагати головникоу, любо си дикую веру; но сплати имъ во обчи 40 гривенъ, а головничьство самому головнику; а въ 40 гривенъ ему заплатити ис дружины свою часть.

Если преступник является членом их верви, то в этом случае помогать [общинникам] преступнику, поскольку ранее он им помогал [выплачивать виру]; если же [выплачивать] дикую виру, то платить им всем вместе 40 гривен, а за преступление платить самому преступнику, а из совместной платы 40 гривен ему заплатить свою часть.

   6. Но оже будеть оубилъ или въ сваде или в пиру явлено, то тако ему платити по верви ныне, иже ся прикладывають вирою.

Но если [кто] убил открыто, во время ссоры или на пиру, то теперь ему так платить вместе с вервью, поскольку и он вкладывается в виру.

   7. Будеть ли сталъ на разбои безъ всякоя свады, то за разбоиника люди не платять, но выдадять и всего съ женою и с детми на потокъ и на разграбление.

Если [кто] свершит убийство без причины. [Если кто] свершил убийство без всякой ссоры, то люди за убийцу не платят, но пусть выдадут его самого с женою и детьми на изгнание и на разграбление.

   8. Аже кто не вложиться в дикую веру, тому людье не помогають, но самъ платить.

Если кто не вкладывается в дикую виру, тому люди не помогают, но он платит сам.

   9. А се покони вирнии были при Ярославе: вирнику взяти 7 ведеръ солоду на неделю, же овенъ, любо полоть, любо 2 ногате; а в середу куна же сыръ, а в пятницю тако же; а куръ по двою ему на день; а хлебовъ 7 на неделю; а пшена 7 оуборковъ, а гороху 7 оуборковъ, а соли 7 голважень; то то вирнику со отрокомь; а кони 4, конемъ на ротъ сути овесъ; вирнику 8 гривенъ, а 10 кунъ перекладная, а метелнику 12 векшии, а съсадная гривна.

А это вирные постановления, которые были при Ярославе: вирнику взять 7 ведер солода на неделю, а также барана или полтуши говядины, или 2 ногаты; а в среду куна или сыр, в пятницу столько же, две куры ему на день, а хлебов 7 на неделю, а пшена 7 уборков, а гороха 7 уборков, а соли 7 голважень; все это - вирнику с отроком, а коней содержат четырех, на каждого коня давать овес: вирнику - 8 гривен, а 10 кун - перекладная [подать], а метельнику - 12 векш, и еще ссадная гривна.

   10. Аже будеть вира во 80 гривенъ, то вирнику 16 гривенъ и 10 кунъ и 12 векши, а переди съсадная гривна, а за голову 3 гривны.

О вирах. Если вира 80 гривен, то вирнику 16 гривен и 10 кун и 12 векш, а ранее - ссадная гривна, а за убитого - 3 гривны.

   11. Аже въ княжи отроци, или в конюсе, или в поваре, то 40 гривенъ.

О княжеском отроке. Если за княжеского отрока, или за конюха, или за повара, то [вира] 40 гривен.

   12. А за тивунъ за огнищныи, и за конюшии, то 80 гривенъ.

А за тиуна огнищного и за конюшего - 80 гривен.

   13. . А в сельскомь тивуне княже или в ратаинемь, то 12 гривенъ.

А за тиуна княжеского сельского или руководящего пахотными работами - 12 гривен.

   14. А за рядовича 5 гривенъ. Тако же и за боярескъ.

А за рядовича - 5 гривен. Столько же и за боярского [рядовича].

   15. А за ремественика и за ремественицю, то 12 гривенъ.

О ремесленнике и ремесленнице. А за ремесленника и за ремесленницу - 12 гривен.

   16. А за смердии холопъ 5 гривенъ, а за робу 6 гривенъ.

А за смерда и холопа 5 гривен, а за робу - 6 гривен.

   17. А за кормилця 12, тако же и за корми(ли)цю (а), хотя си буди холопъ, хотя си роба.

А за кормильца 12 гривен, столько же и за кормилицу, хотя это будет холоп или роба.

   18. Аще будеть на кого поклепная вира, то же будеть послухов 7, то ти выведуть виру; паки ли варягъ или кто инъ, тогда.

О недоказанном обвинении в убийстве. Если на кого будет недоказанное обвинение в убийстве, то выставить 7 свидетелей, чтобы они отвели обвинение; если же [обвиняемый] варяг или какой иной [иноземец], то выставить двух свидетелей.

   19. А по костехъ и по мертвеци не платить верви, аже имене не ведають, ни знають его. А за останки и за мертвеца, если не ведомо его имя и он неизвестен, то вервь не платит.

   20. А иже свержеть виру, то гривна кунъ сметная отроку; а кто и клепалъ, а тому дати другую гривну; а от виры помечнаго 9.

Если отведет обвинение в убийстве. А если кто отведет обвинение в убийстве, то дает отроку гривну кун за оправдание; а кто его недоказанно обвинил, то тому дать другую гривну, а за помощь в отведении обвинения в убийстве 9 кун.

   21. Искавше ли послуха, не налезуть, а истьця начнеть головою клепати, то имъ правду железо.

Если ищут свидетеля и не найдут, а истец обвиняет в убийстве, то рассудить их испытанием железом.

   22. Тако же и во всех тяжахъ, в татбе и в поклепе; оже не будеть лиця, то тогда дати ему железо из неволи до полугривны золота; аже ли мне то на воду, оли то до дву гривенъ; аже мене, то роте ему ити по свое куны.

Так же и во всех судебных делах, о воровстве и о клевете, если не будет поличного, а иск не менее полугривны золота, то тогда принудительно привести ответчика к испытанию железом; если же менее значительный иск, то к испытанию водой; если до двух гривен или менее, то идти ему на судебную клятву в отношение своих кун.

   23. Аже кто оударить мечемь, не вынезъ его, или рукоятию, то 12 гривенъ продажи за обиду.

Если кто ударит мечом. Если кто ударит мечом, не обнажив его, или рукоятью, то 12 гривен штрафа в пользу князя за обиду.

   24. Аже ли вынезъ мечь, а не оутнеть, то гривна кунъ.

Если же, вынув меч, не ударит, то гривна кун.

   25. Аже кто кого оударить батогомь, любо чашею, любо рогомь, любо тылеснию, то 12 гривенъ.

Если кто кого ударит батогом, или чашей, или рогом, или тыльной стороной оружия, то 12 гривен.

   26. Не терпя ли противу тому оударить мечемь, то вины ему в томь нетуть.

Если кто, не утерпев, ударит мечом того, кто нанес удар, то вины ему в этом нет.

   27. Аче ли оутнеть руку и отпадеть рука или оусхнеть, или нога, или око, или не оутнеть, то полувирье 20 гривенъ, а тому за векъ 10 гривенъ.

Если посечет руку, и отпадет рука или усохнет, или нога, или глаз или нос повредит, то полувиры 20 гривен, а пострадавшему за увечье 10 гривен.

   28. Аже перстъ оутнеть кии любо, 3 гривны продаже, а самомоу гривна коунъ.

Если повредит какой-либо палец - 3 гривны штрафа князю, а пострадавшему гривна кун.

   29. Аже придеть кровавъ мужь на дворъ, или синь, то видока ему не искати, но платити ему продажю 3 гривны; аще ли не будеть на немь знамения, то привести ему видокъ слово противу слова; а кто будеть почалъ, тому плати 60 кунъ; аче же и кровавъ придеть, или будеть самъ почалъ, а вылезуть послуси, то то ему за платежь,оже и били.

Если придет окровавленный человек. Если придет на [княжеский] двор человек окровавленный или избитый до синяков, то не искать ему свидетелей, а платить ему [виновному] штраф князю 3 гривны; если следов побоев нет, то привести ему свидетеля в соответствии со словами его показания; а кто начал драку, тому платить 60 кун, если даже и придет окровавленный [человек], но он сам начал, и придут свидетели, то за это ему платить, хотя его же и били.

   30. Аже оударить мечемь, а не оутнеть на смерть, то 3 гривны, а самому гривна, за рану же лечебное; потнеть ли на смерть, а вира.

Если [кто] ударит мечом, но не зарубит насмерть, то 3 гривны, а самому [пострадавшему] гривна за рану на лечение, если зарубит насмерть, то платить виру.

   31. Аче попъхнеть мужь мужа любо к собе ли от собе, любо по лицю оударить, ли жердью оударить, а видока два выведуть, то 3 гривны продажи; аже будеть варягъ или колбягъ, то полная видока вывести и идета на ротоу.

Если человек толкнет человека к себе или от себя, или по лицу ударит, или жердью ударит, и представят двух свидетелей, то 3 гривны штрафа князю; если будет варяг или колбяг, то вывести на суд свидетелей сполна [тоже двух] и пусть они идут на судебную клятву.

   32. А челядинъ скрыеться, а закличють и на торгу, а за 3 дни не выведуть его, а познаеть и третии день, то свои челядинъ поняти, а оному платити 3 гривны продажи.

О челяди. Если челядин скроется, и объявят о нем на торгу, а в течение 3 дней его не вернут, то, если опознают его на третий день, [господину] забрать своего челядина, а тому [укрывателю] заплатить 3 гривны штрафа князю.

   33. Аже кто всядеть на чюжь конь, не прашавъ, то 3 гривны.

Если кто сядет на чужого коня. Если кто сядет на чужого коня без спросу, то 3 гривны.

   34. Аче кто конь погубить, или оружье, или портъ, а заповесть на торгу, а после познаеть въ своем городе, свое ему лицемь взяти, а за обиду платити ему 3 гривны.

Если у кого пропадет конь, оружие или одежда и он объявит о том на торгу, а после опознает пропажу в своем городе, то взять ему свое наличием, а за ущерб платить ему 3 гривны.

   35. Аже кто познаеть свое, что будеть погубилъ или оукрадено оу него что и, или конь, или портъ, или скотина, то не рци и: се мое, но поиди на сводъ, кде есть взялъ; сведитеся, кто будеть виноватъ, на того татба снидеть, тогда онъ свое возметь, а что погибло боудеть с нимь, то же ему начнеть платити. Аще будеть коневыи тать, выдати князю на потокъ; паки ли боудеть клетныи тать, то 3 гривны платити емоу.

Если кто познает свое, что у него пропало или было украдено, или конь, или одежда, или скотина, то не говори тому [у кого пропажа обнаружена]: "Это мое", но пойди на свод, где он взял, пусть сойдутся [участники сделки и выяснят], кто виноват, на того и падет обвинение в краже; тогда истец возьмет свое, а что пропало вместе с этим, то ему виновный выплатит; если будет конокрад, то выдать его князю на изгнание; если вор, обокравший клеть, то ему платить 3 гривны.

   36. Аже будеть во одиномь городе, то ити истьцю до конця того свода; будеть ли сводъ по землямъ, то ити ему до третьяго свода; а что будеть лице, то тому платити третьему кунами за лице; а с лицемь ити до конця своду, а истьцю ждати прока; а кде снидеть на конечняго, то тому все платити и продажю.

О своде. Если будет [свод] в одном городе, то идти истцу до конца этого свода; если будет свод по [разным] землям, то идти ему до третьего свода; а в отношении наличной [краденой] вещи, то третьему [ответчику] деньгами платить за наличную вещь, а с наличной вещью идти до конца свода, а истец пусть ждет остального [из пропавшего], а где обнаружат последнего [по своду], то тому платить за все и штраф князю.

   37. Паки ли будеть что татебно купилъ в торгу, или конь, или портъ, или скотину, то выведеть свободна мужа два или мытника; аже начнеть не знати, оу кого купилъ, то ити по немь темъ видокомъ на роту, а истьцю свое лице взяти; а что с нимь погибло, а того ему желети, а оному желети своихъ кунъ, зане не знаеть оу кого купивъ; познаеть ли на долзе оу кого то купилъ, то свое куны возметь, и сему платити, что оу него будеть погибло, а князю продажю.

О воровстве. Если [кто] купил что-либо ворованное на торгу, или коня, или одежду, или скотину, то пусть он выведет свидетелями двух свободных человек или сборщика торговых пошлин; если же он не знает, у кого купил, то пусть те свидетели идут на судебную клятву в его пользу, а истцу взять свое украденное; а что вместе с этим пропало, то о том ему лишь сожалеть, а ответчику сожалеть о своих деньгах, поскольку не знает, у кого купил краденое; если позднее ответчик опознает, у кого это купил, то пусть возьмет у него свои деньги, а тому платить [за все], что у него [ответчика] пропало, а князю штраф.

   38. Аще познаеть кто челядинъ свои оукраденъ, а поиметь и, то оному вести и по кунамъ до 3-го свода; пояти же челядина в челядинъ место, а оному дати лице, ать идеть до конечняго свода, а то есть не скотъ, нелзе рчи: оу кого есмь купилъ, но по языку ити до конця; а кде будеть конечнии тать, то опять воротять челядина, а свои поиметь, и проторъ тому же платити. А князю продаже 12 гривенъ в челядине или оукрадше.

Если кто опознает [свою] челядь. Если кто опознает своего украденного челядина и вернет его, то он должен вести его по денежным сделкам до третьего свода и взять у третьего ответчика челядина вместо своего, а тому дать опознанного: пусть идет до последнего свода, потому что он не скот, нельзя ему говорить: "Не знаю, у кого я куплен", но идти по показаниям челядина до конца; а когда будет выявлен истинный вор, то опять вернуть господину украденного челядина, а третьему ответчику взять своего, и за ущерб [истцу] тому же вору платить, а князю 12 гривен штрафа за кражу челядина.

   39. А и своего города в чюжю землю свода нетуть, но тако же вывести ему послухи, любо мытника, передъ кимь же купивше, то истьцю лице взяти, а прока ему желети, что с нимь погибло, а оному своих кунъ желети.

О своде же. А из своего города в чужую землю свода нет, но также представить [ответчику] свидетелей или сборщика пошлин, перед которым была совершена покупка, а истцу взять наличное, а об остальном, что с ним пропало, только сожалеть, а тому, кто купил краденое, сожалеть о своих деньгах.

   40. Аже оубиють кого оу клети или оу которое татбы, то оубиють во пса место; аже ли и додержать света, то вести на княжь дворъ; оже ли оубиють и, а оуже боудуть людие связана видели, то платити в томь 12 гривенъ.

О воровстве. Если убьют кого-либо у клети или во время какого иного воровства, то его можно убить как собаку; если продержат его до рассвета, то вести на княжеский двор; если же убьют его, а люди видели его уже связанным, то платить за него 12 гривен.

   41. Аже крадеть кто скотъ въ хлеве или клеть, то же будеть одинъ, то платити ему 3 гривны и 30 кунъ; будеть ли их много, всемъ по 3 гривны и по 30 кунъ платит.

Если кто крадет скот в хлеве или клеть, то если один [крал], то платить ему 3 гривны и 30 кун; если же их много [крало], то всем платить по 3 гривны и по 30 кун.

   42. Аже крадеть скотъ на поли, или овце, или козы, ли свиньи, 60 кунъ; будеть ли ихъ много, то всемъ по 60 кунъ.

О воровстве же. Если кладет скот в поле, или овец, или коз, или свиней, то 60 кун; если воров будет много, то всем по 60 кун.

   43. Аже крадеть гумно или жито въ яме, то колико ихъ будеть крало, то всемъ по 3 гривны и по 30 кунъ;,

Если крадет на гумне или зерно в яме, то сколько их крало, всем по 3 гривны и по 30 кун.

   44. а оу него же погибло, то оже будеть лице, лице поиметь; а за лето возметь по полугривне

А у кого [что] пропало, но будет [обнаружено] в наличии, пусть наличное возьмет, а за [каждый] год пусть возьмет по полугривне.

   45. паки ли лиця не будетъ. А будеть былъ княжь конь, то платити за нь 3 гривны, а за инехъ по 2 гривны

Если же наличного не будет, а это был княжеский конь, то платить за него 3 гривны, а за других по 2 гривны.

Аже за кобылу 7 кунъ, а за волъ гривна, а за корову 40 кунъ, а за третьяку 30 кунъ, за лоньщину пол гривны, за теля 5 кунъ, а за свинью 5 кунъ, а за порося ногата, за овцю 5 кунъ, за боранъ ногата, а за жеребець, аже не вседано на нь, гривна кунъ, за жеребя 6 ногатъ, а за коровие молоко 6 ногатъ; то ти оуроци смердомъ, оже платять князю продажю.
   А это постановление о скоте. За кобылу - 60 кун, а за вола - гривна, а за корову - 40 кун, а за трехлетку - 30 кун, за годовалого - полгривны, за теленка - 5 кун, за свинью - 5 кун, а за поросенка - ногата, за овцу - 5 кун, за барана - ногата, а за жеребца, если он необъезжен - гривна кун, за жеребенка - 6 ногат, за коровье молоко - 6 ногат; это постановление для смердов, если платят князю штраф.

   46. Аже будуть холопи татие любо княжи, любо боярьстии, любо чернечь, их же князь продажею не казнить, зане суть несвободни,то двоиче платить ко истьцю за обидоу.

Если окажутся воры холопами, то суд княжеский. Если окажутся воры холопами, или княжескими, или боярскими, или принадлежащими монахам, то их князь штрафом не наказывает, потому что они несвободны, но пусть вдвойне платит [их господин] истцу за ущерб.

   47. Аже кто взищеть кунъ на друзе, а онъ ся начнеть запирати, то оже на нь выведеть послуси, то ти поидуть на роту, а онъ возметь свое куны; зане же не далъ ему кунъ за много летъ, то платити ему за обиду 3 гривны.

Если кто денег взыщет [на ком-либо]. Если кто взыщет на другом денег, а тот станет отказываться, то если [истец] выставит против него свидетелей, а те пойдут на судебную клятву, то пусть он возьмет свои деньги; а поскольку [ответчик] не отдавал ему деньги в течение многих лет, то заплатить ему за ущерб 3 гривны.

   48. Аже кто купець купцю дасть куплю в куны или в гостьбу, то купцю пред послухи кунъ не имати, послуси ему не надобе, но ити ему самому роте, аже ся почнеть запирати.

Если какой-либо купец даст другому купцу денег для местных торговых сделок или для дальней торговли, то купцу не нужно предъявлять деньги перед свидетелями, свидетели ему [на суде] не нужны, но идти ему самому на судебную клятву, если [ответчик] станет запираться.

   49. Аже кто поклажаи кладеть оу кого любо, то ту послуха нетуть; но оже начнеть большимь клепати, тому ити роте оу кого то лежалъ товаръ: а толко еси оу мене положилъ зане же ему въ бологоделъ и хоронилъ товаръ того.

О товаре, данном на хранение. Если кто кладет товар на хранение у кого-либо, то здесь свидетель не нужен, но если [положивший товар на хранение] станет необоснованно требовать большего, то идти на судебную клятву тому, у кого товар лежал, [и пусть скажет]: "Ты у меня положил именно столько, [но не более]", ведь он его благодетель и хранил товар его.

   50. Аже кто даеть куны в резъ, или наставъ в медъ, или жито во просопъ, то послухи ему ставити, како ся будеть рядилъ, тако же ему имати.

О проценте. Если кто дает деньги под проценты, или мед с возвратом в увеличенном количестве, или зерно с возвратом с надбавкой, то следует ему представить свидетелей: как договаривались, так ему и получить.

   51. О месячныи резъ, оже за мало, то имати ему; заидуть ли ся куны до того же года, то дадять ему куны въ треть, а месячныи резъ погренути.

О месячном проценте. А месячный процент брать ему [кредитору], если [договорились] о малом [сроке]; если же деньги не будут выплачены в срок, то дают ему деньги в треть, а от месячного процента отказаться.

   52. Послуховъ ли не будеть, а будеть кунъ 3 гривны, то ити ему про свое куны роте; будеть ли боле кунъ, то речи ему тако: промиловался еси, оже еси не ставил послуховъ. Если свидетелей не будет, а [долг] составит 3 гривны кун, то идти ему на судебную клятву [с иском ] на свои деньги; если же [долг составил] большую сумму, то сказать ему так: "Сам виноват, что давал в долг без свидетелей".

   53. Володимерь Всеволодичь, по Святополце, созва дружину свою на Берестовемь: Ратибора Киевьского тысячьского, Прокопью Белогородьского тысячьского, Станислава Переяславьского тысячьского, Нажира, Мирослава, Иванка Чюдиновича Олгова мужа, и оуставили до третьяго реза, оже емлеть въ треть куны; аже кто возметь два реза, то то ему исто; паки ли возметь три резы, то иста ему не взяти. Аже кто емлеть по 10 кунъ от лета на гривну, то того не отметати.

Устав Владимира Всеволодовича. А это постановил Владимир Всеволодович после смерти Святополка, созвав свою дружину в Берестове: Ратибора, киевского тысяцкого, Прокопия, белгородского тысяцкого, Станислава, переяславского тысяцкого, Нажира, Мирослава, Иванко Чудиновича, мужа Олега, и постановили, что [долг] взимают из процента на два третий, если [должник] берет деньги в треть; если кто возьмет проценты дважды, то тогда ему взять сам долг; если он возьмет проценты трижды, то [самого] долга ему не брать. Если кто взимает по 10 кун на гривну за год, то этого не запрещать.

   54. Аже которыи купець, кде любо шедъ съ чюжими кунами, истопиться любо рать возметь, ли огнь, то не насилити ему, ни продати его; но како начнеть от лета платити, тако же платить, зане же пагуба от бога есть, а не виноватъ есть; аже ли пропиеться или пробиеться, а в безумьи чюжь товаръ испортить, то како любо темъ, чии то товаръ, ждуть ли ему, а своя имъ воля, продадять ли, а своя имъ воля.

Если какой-нибудь купец потерпит кораблекрушение. Если какой-нибудь купец, отправившись куда-либо с чужими деньгами, потерпит кораблекрушение, или нападут на него, или от огня пострадает, то не творить над ним насилия, не продавать его; но если он станет погодно выплачивать долг, то пусть так и платит, ибо эта погуба от Бога, а он не виноват; если же он пропьется или пробьется об заклад [ проспорит ], или по неразумению повредит чужой товар, то пусть будет так, как захотят те, чей это товар: будут ли ждать, пока он выплатит, это их право, продадут ли его, это их право.

   55. Аже кто многимъ долженъ будеть, а пришедъ господь изъ иного города или чюжеземець, а не ведая запустить за нь товаръ, а опять начнеть не дати гости кунъ, а первии должебити начнуть ему запинати, не дадуче ему кунъ, то вести и на торгъ, продати же и отдати же первое гостины коуны, а домашнимъ, что ся останеть кунъ, тем же ся поделять; паки ли будуть княжи куны, то княжи куны первое взяти, а прокъ в делъ; аже кто много реза ималъ, не имати тому.

О долге. Если кто-нибудь будет многим должен, а приехавший из другого города купец или чужеземец, не зная того, доверит ему свой товар, а [тот] станет не возвращать гостю денег, и первые заимодавцы станут ему препятствовать, не давая ему денег, то вести его на торг, продать [его] вместе с имуществом, и в первую очередь отдать деньги чужому купцу, а своим - те деньги, что останутся, пусть они разделят; если будут княжеские деньги, то княжеские деньги отдать в первую очередь, а остальное в раздел; если кто взимал [уже] много процентов, то тому [свою часть долга] не брать.

   56. Аже закупъ бежить от господы, то обель; идеть ли искатъ кунъ, а явлено ходить, или ко князю или къ судиямъ бежить обиды деля своего господина, то про то не робять его, но дати емоу правдоу.

Если закуп бежит. Если закуп бежит от господина, то становится полным [холопом]; уйдет ли в поисках денег, но уходит открыто, или бежит к князю или к судьям из-за оскорблений своего господина, то за это его не превращают в холопы, но дать ему [княжеское] правосудие.

   57. Аже оу господина ролеиныи закупъ, а погубить воискии конь, то не платити ему; но еже далъ ему господинъ плугъ и борону, от него же купу емлеть, то то погубивше платити; аже ли господинъ его отслеть на свое орудье, а погибнеть без него, то того ему не платити.

О закупе же. Если у господина пашенный закуп, а он погубит своего коня, то [господину] не надо платить ему, но если господин дал ему плуг и борону и от него же взимает купу, то, погубив их, он платит; если же господин отошлет его по своему делу, а что-либо господское погибнет в его отсутствие, то за это ему платить не надо.

   58. . Аже изъ хлева выведуть, то закупу того не платити; но оже погубить на поли, и въ дворъ не вженеть и не затворить, кде ему господинъ велить, или орудья своя дея, а того погубить, то то ему платити.

О закупе же. Если из запертого хлева [скот] выведут, то закупу за это не платить; но если [он] погубит [скот] на поле, не загонит [его] во двор или не затворит, где ему велит господин, или во время работы на себя, и погубит его, то за это ему платить.

   59. Аже господинъ переобидить закоупа, а оувидить купу его или отарицю, то то ему все воротити, а за обиду платити ему 60 кунъ.

Если господин нанесет ущерб закупу, причинит вред его купе или личной собственности, то это все ему возместить, а за ущерб ему платить 60 кун.

   60. Паки ли прииметь на немь кунъ, то опять ему воротити куны, что будеть принялъ, а за обиду платити ему 3 гривны продажи.

Если [ господин ] возьмет на нем больше денег, то вернуть ему деньги, которые взял [сверх меры], а за ущерб ему платить 3 гривны штрафа князю.

   61. Продасть ли господинъ закупа обель, то наимиту свобода во всехъ кунахъ, а господину за обиду платити 12 гривенъ продаже.

Если господин продаст закупа в полные холопы, то должнику под проценты свобода во всех [взятых в долг] деньгах, а господину за обиду платить 12 гривен штрафа князю.

   62. Аже господинъ бьеть закупа про дело, то без вины есть; биеть ли не смысля пьянъ, а без вины, то яко же въ свободнемь платежь, такоже и в закупе.

Если господин бьет закупа за дело, то он не виновен; если он бьет не соображая, пьяным и без вины, то следует платить [штраф князю] как и за свободного, так и за закупа.

   63. Аже холопъ обелныи выведеть конь чии любо, то платити за нь 2 гривны.

О холопе. Если полный холоп украдет чьего-либо коня, то платить за него 2 гривны.

   64. Аже закупъ выведеть что, то господинъ в немь; но оже кде и налезуть, то преди заплатить господинъ его конь или что будеть ино взялъ, ему холопъ обелныи; и паки ли господинъ не хотети начнеть платити за нь, а продасть и, отдасть же переди или за конь, или за волъ или за товаръ, что будеть чюжего взялъ, а прокъ ему самому взяти собе.

О закупе. Если закуп украдет что-либо, то господин [волен] в нем; но если где-нибудь его найдут, то господин должен прежде всего заплатить за его коня или иное, что он взял, а его [закупа] делает полным холопом; а если господин не захочет платить за него и продаст его, то прежде всего пусть отдаст за коня, или за вола, или за товар, что взял чужого, а остальное взять ему самому себе.

   65. А се аже холопъ оударить свободна мужа, а оубежить в хоромъ, а господинъ его не выдасть, то платити за нь господину 12 гривенъ; а затемь аче и кде налезеть оудареныи тъ своего истьця, кто его ударилъ, то Ярославъ был оуставилъ оубити и, но сынове его по отци оуставиша на куны, любо бити и розвязавше, любо ли взяти гривна кунъ за соромъ. А это, если холоп ударит. Если холоп ударит свободного человека и убежит в дом, а господин его не выдаст, то платить за него господину 12 гривен; а затем, если где найдет тот ударенный своего ответчика, который его ударил, то Ярослав постановил его убить, но сыновья после смерти отца постановили выкуп деньгами, либо бить его, развязав, либо взять гривну кун за оскорбление.

   66. А послушьства на холопа не складають, но оже не будеть свободнаго, но по нужи сложити на боярьска тивуна, а на инехъ не складывати. А в мале тяже по нужи възложити на закупа.

О свидетельстве. А свидетельства на холопа не возлагают; но если не будет свободного, то по необходимости возложить на боярского тиуна, а на других холопов не возлагать. А в малом иске по необходимости возложить свидетельство на закупа.

   67. А кто порветь бородоу, а въньметь знамение, а вылезуть людие, то 12 гривенъ продаже; аже безъ людии, а в поклепе, то нету пpoдaже.

О бороде. А кто повредит бороду и останутся следы этого и будут свидетели, то 12 гривен штрафа князю; если же свидетелей нет и обвинение не доказано, то штрафа князю нет.

   68. Аже выбьють зубъ, а кровь видять оу него во рте, а людье вылезуть, то 12 гривенъ продаже, а за зубъ гривна.

О зубе. Если выбьют зуб и кровь видят у него [пострадавшего] во рту, и будут свидетели, то 12 гривен штрафа князю, а за зуб гривна.

   69. Аже оукрадеть кто бобръ, то 12 гривенъ.

Если кто украдет бобра, то 12 гривен.

   70. Аже будеть росечена земля или знамение, им же ловлено, или сеть, то по верви искати татя ли платити продажю.

Если будет разрыта земля или [ обнаружен] признак [ снасти ], которой производился отлов, или сеть, то по верви искать у себя вора или платить [верви] княжеский штраф.

   71. Аже разнаменаеть борть, то 12 гривенъ.

Если кто уничтожит знак собственности на борти. Если кто уничтожит знак собственности на борти, то 12 гривен.

   72. Аже межю перетнеть бортьную, или ролеиную разореть, или дворную тыномь перегородить межю, то 12 гривенъ продажи.

Если межу порубит бортную или пашенную распашет или забором перегородит дворовую межу, то 12 гривен штрафа князю.

   73. Аже дубъ подотнеть знаменьныи или межьныи, то 12 гривенъ продаже.

Если подрубит дуб со знаком собственности или межевой, то 12 гривен штрафа князю.

   74. А се наклады: 12 гривенъ, отроку 2 гривны и 20 кунъ, а самому ехати со отрокомь на дву коню; сути же на ротъ овесъ, а мясо дати овенъ любо полоть, а инемь кормомь, что има черево возметь, писцю 10 кунъ, перекладнаго 5 кунъ, на мехъ две ногате.

А это дополнительные пошлины. А это дополнительные пошлины к штрафу в 12 гривен: отроку - 2 гривны и 20 кун, а самому [судебному исполнителю] ехать с отроком на двух конях, и давать им на каждого овса, а мяса дать - барана или полтуши говядины, а остального корма - сколько эти двое съедят, а писцу - 10 кун, перекладного - 5 кун, за мех две ногаты.

   75. Аже борть подътнеть, то 3 гривны продаже, а за дерево пол гривны.

А это о борти. Если борть подрубит, то 3 гривны штрафа князю, а за дерево - полгривны.

   76. Аже пчелы выдереть, то 3 гривны продаже, а за медъ, аже будеть пчелы не лажены, то 10 кунъ; будеть ли олекъ, то 5 кунъ.

Если украдет рой пчел, то 3 гривны штрафа князю; а за мед, если пчелы не приготовлены на зимовку, то 10 кун, если подготовлены, то 5 кун.

   77. Не будеть ли татя, то по следу женуть, аже не боудеть следа ли к селу или к товару, а не отсочать от собе следа, ни едуть на следъ или отбьются, то темь платати татбу и продажю; а следъ гнати с чюжими людми, а с послухи; аже погубять следъ на гостиньце на велице, а села не будеть, или на пусте, кде же не будеть ни села, ни людии, то не платити ни продажи, ни татбы.

Если вор не будет обнаружен, то пусть ищут по следу; если след будет к селу или к торговому стану, а люди не отведут от себя следа, не поедут вести расследование или силой откажутся, то им платить украденное и штраф князю; а вести расследование с другими людьми и со свидетелями; если след потеряется на большой торговой дороге, а рядом не будет села или будет незаселенная местность, где нет ни села, ни людей, то не оплачивать ни штрафа князю, ни украденного.

   78. Аже смердъ мучить смерда безъ княжа слова, то 3 гривны продажи, а за муку гривна кунъ. Аже огнищанина мучить, то 12 гривенъ продаже, а за муку гривна.

О смерде. Если смерд мучает смерда без княжеского повеления, то 3 гривны штрафа князю, а за муку [пострадавшему] гривна кун; если кто будет мучить огнищанина, то 12 гривен штрафа князю, а за муку [пострадавшему] гривна.

   79. Аже лодью оукрадеть, то 60 кунъ продаже, а лодию лицемь воротити; а морьскую лодью 3 гривны, а за набоиную лодью 2 гривны, за челнъ 20 кунъ, а за стругъ гривна.

Если кто украдет ладью, то 60 кун штрафа князю, а саму эту ладью вернуть; а за морскую ладью - 3 гривны, а за набойную ладью - 2 гривны, за челн - 20 кун, а за струг - гривна.

   80. Аже кто подотнеть вервь в перевесе, то 3 гривны продажи, а господину за вервь гривна кунъ.

О сетях для ловли птиц. Если кто подрежет веревку в сети для ловли птиц, то 3 гривны штрафа князю, а владельцу за веревку гривна кун.

   81. Аже кто оукрадеть въ чьемь перевесе ястрябъ или соколъ, то продаже 3 гривны, а господину гривна. А за голубь 9 кунъ, а за куря 9 кунъ, а за оутовь 30 кунъ. А за гусь 30 кунъ, а за лебедь 30 кунъ, а за жеравль 30 кунъ.

Если [кто] украдет в чьей-нибудь сети для ловли птиц ястреба или сокола, то штрафа князю - 3 гривны, а господину - гривна, а за голубя - 9 кун, а за куропатку (?) - 9 кун, а за утку - 30 кун, а за гуся - 30 кун, а за лебедя - 30 кун, а за журавля - 30 кун.

   82. А въ сене и въ дровехъ 9 кунъ, а господину колико боудеть возъ оукрадено, то имати ему за возъ по 2 ногате.

А за сено и за дрова - 9 кун, а сколько возов украдено, то владельцу получить за каждый воз по 2 ногаты.

   83. Аже зажгуть гумно, то на потокъ, на грабежь домъ его, переди пагубу исплатившю, а въ проце князю поточити и; тако же, аже кто дворъ зажьжеть.

О гумне. Если кто подожжет гумно, то на изгнание и разграбление весь его дом, но сначала он должен выплатить за погубленное, а остальное его хозяйство князь конфискует. Такое же наказание, если кто подожжет двор.

   84. А кто пакощами конь порежеть или скотину, продаже 12 гривенъ, а пагубу господину оурокъ платити.

Если кто злонамеренно зарежет коня или скотину, то князю штраф 12 гривен, а за ущерб господину платить назначенное возмещение.

   85. Ты тяже все судять послухи свободными, будеть ли послухъ холопъ, то холопу на правду не вылазити; но оже хощеть истець, или иметь и, а река тако: по сего речи емлю тя, но азъ емлю тя, а не холопъ, и емети и на железо; аже обинити и, то емлеть на немь свое; не обинить ли его, платити ему гривна за муку, зане по холопьи речи ялъ и.

Эти все тяжбы судят при свободных свидетелях; если будет свидетель холопом, то холопу на суд не являться; но если хочет истец использовать его свидетелем, то пусть скажет так: "Я привлекаю тебя по показаниям этого [холопа], но привлекаю тебя я, а не холоп", и может взять его [ответчика] на испытание железом; если тот будет осужден, то он возьмет свое по суду, если же тот не будет осужден, то [истцу] заплатить ему гривну за муку, ибо брали его по показаниям холопа.

   86. А железного платити 40 кунъ, а мечнику 5 кунъ, а пол гривны детьскому; то ти железныи оурокъ, кто си в чемь емлеть.

А при испытании железом платить [в суд] 40 кун, а мечнику 5 кун, а детскому полгривны; это плата за испытание железом, кто за что получает.

   87. Аже иметь на железо по свободныхъ людии речи, либо ли запа на нь будеть, любо прохожение нощное, или кимь любо образомь аже не ожьжеться, то про муки не платити ему, но одино железное, кто и будеть ялъ.

А если привлекают на испытание железом по показаниям свободных людей, или подозрение на нем будет, либо ночью проходил [у места преступления], то если [обвиняемый] каким-либо образом не обожжется, то за муки ему не платят, но только судебную пошлину за испытание железом платит тот, кто вызывал на суд.

   88. Аже кто оубиеть жену, то темь же судомь судити, яко же и мужа аже будеть виноватъ, то пол виры 20 гривенъ.

О женщине. Если кто убьет женщину, то судить таким же судом, что и за убийство мужчины; если же [убитый] будет виноват, то платить полвиры 20 гривен.

   89. А в холопе и в робе виры нетуть; но оже будеть безъ вины оубиенъ, то за холопъ оукоръ платити или за робу, а князю 12 гривен продаже.

А за убийство холопа или робы виру не платят; но если кто-нибудь из них будет убит без вины, то за холопа или за робу платят назначенные судом деньги, а князю 12 гривен штрафа.

   90. Аже смердъ оумреть, то задницю князю; аже будуть дщери оу него дома, то даяти часть на не; аже будуть за мужемь, то не даяти части имъ.

Если умрет смерд. Если смерд умрет, то наследство князю; если будут у него дома дочери, то выделить: им часть [наследства]; если они будут замужем, то части им не давать.

   91. Аже в боярехъ любо въ дружине, то за князя задниця не идеть; но оже не будеть сыновъ, а дчери возмуть.

О наследстве боярина и дружинника. Если умрет боярин или дружинник, то наследство князю не отходит; а если не будет сыновей, то возьмут дочери.

   92. Аже кто оумирая разделить домъ свои детемъ, на том же стояти; паки ли безъ ряду оумреть, то всемъ детемъ, а на самого часть дати души.

Если кто, умирая, разделит хозяйство свое между детьми, то так тому и быть; если же умрет без завещания, то разделить на всех детей, а на самого [покойного] отдать часть на помин души.

   93. Аже жена сядеть по мужи, то на ню часть дати; а что на ню мужь възложить, тому же есть госпожа, а задниця еи мужня не надобе.

Если после смерти мужа жена останется вдовой, то детям на нее выделить часть, а что ей завещал муж, тому она госпожа, а наследство мужа ей не следует.

   94. Будуть ли дети, то что первое жены, то то возмуть дети матере своея; любо си на женоу будеть възложилъ, обаче матери своеи возмуть.

Если будут дети от первой жены, то дети возьмут наследство своей матери; если же муж завещал это второй жене, все равно они получат наследство своей матери.

   95. Аже будеть сестра в домоу, то тои заднице не имати, но отдадять ю за мужь братия, како си могуть.

Если в доме будет сестра, то ей [отцовского] наследства не брать, но братьям следует отдать ее замуж, как они смогут.

   96. А се оуроци городнику: закладаюче городню, куну взяти, а кончавше ногата; а за кормъ, и за вологу, и за мяса, и за рыбы 7 кунъ на неделю, 7 хлебовъ, 7 оуборковъ пшена, 7 луконъ овса на 4 кони: имати же ему, донеле городъ срубять, а солоду одину дадять 10 луконъ.

А это [пошлины] при закладке городских укреплений. А это пошлины строителю городских укреплений: при закладке городни взять куну, а при окончании - ногату; а на корм, и питье, и мясо, и рыбу - 7 кун на неделю, 7 хлебов, 7 уборков пшена, 7 лукон овса на 4 коней; брать же ему столько, пока не будут построены городские укрепления; солода пусть дают 10 лукон один раз [на все время работы ].

   97. А се мостнику оуроци: помостивше мостъ, взяти oт 10 локотъ по ногате; аже починить моста ветхаго, то колико городне починить, то взяти ему по куне от городне; а мостнику самому ехати со отрокомь на дву коню, 4 лукна овса на неделю, а есть, что можеть.
О строителях мостов. А это пошлины строителю мостов: когда он построит мост, пусть возьмет по ногате за 10 локтей [моста ]; если будет чинить старый мост, то сколько починит пролетов, взять ему от пролета по куне; а ехать строителю мостов самому с отроком на двух конях, [брать] 4 лукна овса на неделю, а есть - сколько хочет.

   98. Аже будуть робьи дети оу мужа, то задници имъ не имати, но свобода имъ смертию А это о наследстве. Если были у человека дети от робы, то наследства им не иметь, но предоставить свободу им с матерью.

   99. Аже будуть в дому дети мали, а не джи ся будуть сами собою печаловати, а мати имъ поидеть за мужь, то кто имъ ближии будеть, тому же дати на руце и с добыткомь и с домомь, донеле же возмогуть; а товаръ дати перед людми; а что срезить товаромь темь ли пригостить, то то ему собе, а истыи товаръ воротить имъ, а прикупъ ему собе, зане кормилъ и печаловалъся ими; яже от челяди плод или от скота, то то все поимати лицемь; что ли будеть ростерялъ, то то все ему платити детемъ тем. Аче же и отчимъ прииметь дети cъ задницею, то тако же есть рядъ.

Если будут в доме дети малые, и не смогут они сами о себе позаботиться, а мать их пойдет замуж, то тому, кто им будет близкий родственник, дать их на руки с приобретениями и с основным хозяйством, пока не смогут сами заботиться о себе; а товар передать перед людьми, а что этим товаром он наживет передачей его под проценты или торговлей, то это ему [опекуну], а первоначальный товар воротить им [детям], а доход ему себе, поскольку кормил и заботился о них; если же будет от челяди приплод или от скота, то все это [детям] получить наличием; если что растратит, то за все это тем детям заплатить; если же и отчим [при женитьбе] возьмет детей с наследством, то такое же условие.

   100. А дворъ без дела отень всякъ меншему сынови.

А отчий двор без раздела всегда младшему сыну.

   101. Аже жена ворчеться седети по мужи, а ростеряеть добыток и поидеть за мужь, то платити еи все детемъ.

О жене, если она собралась остаться вдовой. Если жена собралась остаться вдовой, но растратит имущество и выйдет замуж, то она должна оплатить все [утраты] детям.

   102. Не хотети ли начнуть дети еи ни на дворе, а она начнеть всяко хотети и седети, то творити всяко волю, а детемъ не дати воли; но что еи далъ мужь, с тем же еи седети, или, свою часть вземше, седети же.

Если дети не захотят ее проживания на дворе, а она поступит по своей воле и останется, то любым образом исполнить [ее] волю, а детям воли не давать; а что ей дал муж, с тем ей и остаться [на дворе невыделенно] или, взяв свою часть, остаться [на дворе выделенно].

   103. А матерня часть не надобе детемъ, но кому мати дасть, тому же взяти; дасть ли всемъ, а вси розделять; безъ языка ли оумреть, то оу кого будеть на дворе была и кто ю кормилъ, то тому взяти.

А на [выделенную] часть материнского имущества дети прав не имеют, но кому мать отдаст, тому взять; если отдаст всем, то пусть все разделят; если умрет без завещания, то у кого на дворе она находилась и кто ее кормил, то тому взять [ее имущество].

   104. Аже будуть двою мужю дети, а одиное матери, то онемъ своего отця задниця, а онемъ своего.

Если у одной матери будут дети от двух мужей, то одним идет наследство своего отца, а другим - своего.

   105. Будеть ли потерялъ своего иночима что, a онехъ отця, а оумреть, то възворотить брату, на не же и людье вылезуть, что будеть отець его истерялъ иночимля; а что ему своего отця, то держить.

Если отчим растратит что из имущества отца пасынков и умрет, то вернуть [утраченное ] брату [сводному], на это и люди [свидетелями ] станут, что отец его растратил, будучи отчимом; а что касается [имущества] его отца, то пусть он им владеет.

   106. А матери которыи сынъ добръ, перваго ли, другаго ли, тому же дасть свое; аче и вси сынове еи будуть лиси, а дчери можеть дати, кто ю кормить.

А мать пусть даст свое [имущество] тому сыну, который был [к ней] добр, от первого ли мужа или от второго; если же все сыновья будут к ней плохи, то она может отдать [имущество] дочери, которая ее кормит.

   107. А се оуроц и судебнии: от виры 9 кунъ, а метелнику 9 векошь, а от бортное земли 30 кунъ, а о инехъ о всехъ тяжь, кому помогуть, по 4 куны, а метелнику 6 векошь.

А это пошлины судебные. А это пошлины судебные: от виры - 9 кун, а метельнику - 9 векш, а от [тяжбы] о бортном участке - 30 кун, а от всех иных тяжб, кому помогут [судебные исполнители] - по 4 куны, а метельнику - 6 векш.

   108. Аже братья ростяжються передъ княземь о задницю, которыи детьскии идеть их делитъ, то тому взяти гривна коунъ.

О наследстве. Если братья будут судиться перед князем о наследстве, то детскому, который идет их делить, взять гривну кун.

   109. А се оуроци ротнии: от головы 30 кунъ, а отъ бортьное земли 30 кунъ бес трии кунъ, тако же и отъ ролеиное земли, а от свободы 9 кунъ.

Пошлины за исполнение судебной клятвы. А это пошлины за исполнение судебной присяги: от тяжбы по убийству - 30 кун, а от тяжбы о бортном участке - 30 кун без трех кун; столько же и в тяжбе о пахотной земле. А от тяжбы о свободе - 9 кун.

   110. Холопьство обелное трое: оже кто хотя купить до полу гривны, а послухи поставить, а ногату дасть перед самемъ холопомь. А второе холопьство: поиметь робу без ряду, поиметь ли с рядомь, то како ся будеть рядилъ, на том же стоить. А се третьее холопьство: тивуньство без ряду или привяжеть ключь к собе без ряду, с рядомь ли, то како ся будеть рядилъ, на том же стоить.

О холопстве. Полное холопство трех видов: если кто купит хотя бы до полугривны, представит свидетелей и ногату даст перед самим холопом; второй вид холопства: женитьба на робе без договора, если с договором, то как договорились, так на том и стоять; а это третий вид холопства: служба тиуном без договора или если [кто] привяжет себе ключ без договора, если же с договором, то как договорятся, на том и стоять.

   111. А въ даче не холопъ, ни по хлебе роботять, ни по придатъце; но оже не доходять года, то ворочати ему милость; отходить ли, то не виноватъ есть.

А за дачу не холоп, ни за хлеб не превращают в холопы, ни за то, что дается сверх того [дачи или хлеба ]; но если [ кто] не отработает установленный срок, то вернуть ему, что получено; если отработает, то ничем более не обязан.

   112. Аже холопъ бежить, а заповесть господинъ, аже слышавъ кто или зная и ведая, оже есть холопъ, а дасть ему хлеба или оукажеть ему путь, то платити ему за холопъ 5 гривенъ, а за робу 6 гривенъ.

Если холоп бежит, а господин объявит об этом, если кто, услышав об этом или зная о том, что он холоп, даст ему хлеба или укажет ему путь, то платить ему за холопа 5 гривен, а за робу 6 гривен.

   113. Аже кто переиметь чюжъ холопъ и дасть весть господину его, то имати ему переемъ гривна; не оублюдеть ли, то платити ему 4 гривны, а пятая переемная ему; а будеть роба, то 5 гривенъ, а шестая на переемъ отходить.

Если кто поймает чужого холопа и даст знать его господину, то получить ему за поимку гривну; если не устережет его, то платить ему 4 гривны, а пятая за поимку засчитывается ему, а если будет роба, то [платить] 5 гривен, а шестая за поимку засчитывается ему.

   114. Аже кто своего холопа самъ досочиться въ чьемь любо городe, а будеть посадникъ не ведалъ его, то, поведавше ему, пояти же ему отрокъ от него и шедше оувязати и, и дати ему вязебную 10 кунъ, а переима нетуть; аче оупустить и гоня, а собе ему пагуба, а платить в то никто же, тем же и переима нетуть.

Если кто сам разыщет своего холопа в каком-либо городе, а посадник о том [холопе] не знал, то, когда [господин] расскажет ему, тому [господину] следует взять у посадника отрока, пойти и связать этого холопа и дать отроку вязебную пошлину в 10 кун, а вознаграждения за поимку холопа нет; если же упустит [господин], преследуя холопа, то ему самому утрата, а за это никто не платит, и вознаграждения за поимку тоже нет.

   115. Аже кто не ведая чюжь холопъ оусрячеть и, или повесть дееть, любо держить и оу собе, а идеть от него, то ити ему роте, яко не ведалъ есмь, оже есть холопъ, а платежа в томь нетуть.

Если кто, не ведая, что [некто] является чужим холопом, спрячет его, или сообщает ему вести, или содержит его у себя, а тот от него уходит, то идти ему на судебную клятву, [утверждая], что не знал [того], что он холоп, а платежа в этом нет.

   116. Аче же холопъ кде куны вложить, а онъ будеть не ведая вдалъ, то господину выкупати али лишитися его; ведая ли будеть далъ, а кунъ ему лишитися.

Если холоп где-либо получил обманом деньги, а тот [человек] дал деньги, не ведая того, то господину либо выкупать, либо лишиться этого холопа; если же [тот человек] дал [деньги], зная, [что тот являлся холопом ], то денег ему лишиться.

   117. Аже пустить холопъ в торгъ, а одолжаеть, то выкупати его господину и не лишитися его.

Если кто пустит своего холопа в торговые дела, а тот одолжает, то господину следует выкупить его и не лишаться его.

   118. Аже кто кренеть чюжь холопъ не ведая, то первому господину холопъ поняти, а оному куны имати роте ходивше, яко не ведая есмь купилъ, ведая ли будет купилъ, то кунъ ему лиху быти.

Если кто купит чужого холопа, не ведая [того], то первому господину взять холопа, а тому, [кто купил], взять деньги [обратно], поклясться, что купил по неведению, если же он купил, зная это, то деньги его пропадут.

   119. Аже холопъ бегая будеть добудеть товара, то господину долгъ, господину же и товаръ, а не лишатися его.

Если холоп, убежав [от господина], приобретет товар, то господину [платить] долг, господину же [принадлежит] и товар, но холопа не лишаться.

   120. Аже кто бежа, а поиметь суседне что или товаръ, то господину платити за нь оурокъ, что будеть взялъ.

Если кто бежал [от господина], а украдет у соседей что-либо или товар, то господину следует платить за него то, что полагается за то, что взял.

   121. Аже холопъ крадеть кого любо, то господину выкупати и любо выдати и, с кимь будеть кралъ, а жене и детемъ не надобе, но оже будуть с нимь крали и хоронили, то всехъ выдати, паки ли а выкупаеть господинъ; аже будуть свободнии с нимь крали или хоронили, то князю въ продаже.

Если холоп обкрадет кого-либо, то господину его выкупать или выдать с тем, с кем он крал, а жене и детям [отвечать] не надо; но если они с ним крали и прятали, то всех [их] выдать или снова их выкупает господин; если же с ним свободные крали и прятали, то они платят князю судебный штраф.

Приложение 2. Текст «Поучения Владимира Мономаха»

(перевод Д.С. Лихачёва)

 

Я, смиренный, дедом своим Ярославом, благословенным, славным, нареченный в крещении Василием, русским именем Владимир, отцом возлюбленным и матерью своею из рода Мономахов… и христианских ради людей, ибо сколько их соблюл по милости своей и по отцовской молитве от всех бед! Сидя на санях, помыслил я в душе своей и воздал хвалу богу, который меня до этих дней, грешного, сохранил. Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет ее в сердце свое и не станет лениться, а будет трудиться.

Прежде всего, бога ради и души своей, страх имейте божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, — это ведь начало всякого добра. Если же кому не люба грамотка эта, то пусть не посмеются, а так скажут: на дальнем пути, да на санях сидя, безлепицу молвил.

Ибо встретили меня послы от братьев моих на Волге и сказали: «Поспеши к нам, и выгоним Ростиславичей и волость их отнимем; если же не пойдешь с нами, то мы — сами по себе будем, а ты — сам по себе». И ответил я: «Хоть вы и гневаетесь, не могу я ни с вами пойти, ни крестоцелование преступить».

И, отпустив их, взял Псалтырь в печали разогнул ее, и вот что мне вынулось: «О чем печалишься, душа моя? Зачем смущаешь меня?» — и прочее. И потом собрал я эти полюбившиеся слова и расположил их по порядку и написал. Если вам последние не понравятся, начальные хоть возьмите.

«Зачем печалишься, душа моя? Зачем смущаешь меня? Уповай на бога, ибо верю в него». «Не соревнуйся с лукавыми, не завидуй творящим беззаконие, ибо лукавые будут истреблены, послушные же господу будут владеть землей». И еще немного: «И не будет грешника: посмотришь на место его и не найдешь его. Кроткие же унаследуют землю и многим насладятся миром. Злоумышляет грешный против праведного и скрежещет на него зубами своими; господь же посмеется над ним, ибо видит, что настанет день его. Оружие извлекли грешники, натягивают лук свой, чтобы пронзить нищего и убогого, заклать правых сердцем. Оружие их пронзит сердца их, и луки их сокрушатся. Лучше праведнику малое, нежели многое богатство грешным. Ибо сила грешных сокрушится, праведных же укрепляет господь. Ибо грешники погибнут, — праведных же милует и одаривает. Ибо благословляющие его наследуют землю, клянущие же его истребятся. Господом стопы человека направляются. Когда он упадет, то не разобьется, ибо господь поддерживает руку его. Молод был и состарился, и не видел праведника покинутым, ни потомков его просящими хлеба. Всякий день милостыню творит праведник и взаймы дает, и племя его благословенно будет. Уклонись от зла, сотвори добро, найди мир и отгони зло, и живи во веки веков».

«Когда восстали бы люди, то живыми пожрали бы нас; когда прогневалась бы на нас ярость его, то воды бы потопили нас».

«Помилуй меня, боже, ибо попрал меня человек; всякий день нападая, теснит меня. Попрали меня враги мои, ибо много восстающих на меня свыше». «Возвеселится праведник и, когда увидит отмщение, руки омоет свои в крови грешника. И скажет человек; «Если есть награда праведнику, значит есть бог, творящий суд на земле». «Освободи меня от врагов моих, боже, и от восстающих на меня защити меня. Избави меня от творящих беззаконие и от мужа крови спаси меня, ибо уже уловили душу мою». «Ибо гнев в мгновение ярости его, а вся жизнь в воле его: вечером водворится плач, а наутро радость». «Ибо милость твоя лучше, чем жизнь моя, и уста мои да восхвалят тебя. Так благословлю тебя при жизни моей и во имя твое воздену руки мои». «Укрой меня от сборища лукавых и от множества делающих неправду». «Веселитесь все праведные сердцем. Благословлю господа во всякое время, непрестанна хвала ему», и прочее.

Ибо как Василий учил, собрав юношей: иметь душу чистую и непорочную, тело худое, беседу кроткую и соблюдать слово господне: «Есть и пить без шума великого, при старых молчать, премудрых слушать, старшим покоряться, с равными и младшими любовь иметь, без лукавства беседуя, а побольше разуметь; не свиреповать словом, не хулить в беседе, не много смеяться, стыдиться старших, с непутевыми женщинами не беседовать и избегать их, глаза держа книзу, а душу ввысь, не уклоняться учить увлекающихся властью, ни во что ставить всеобщий почет. Если кто из вас может другим принести пользу, от бога на воздаяние пусть надеется и вечных благ насладится». «О владычица богородица! Отними от сердца моего бедного гордость и дерзость, чтобы не величался я суетою мира сего» в ничтожной этой жизни.

Научись, верующий человек, быть благочестию свершителем, научись, по евангельскому слову, «очам управлению, языка воздержанию, ума смирению, тела подчинению, гнева подавлению, иметь помыслы чистые, побуждая себя на добрые дела, господа ради; лишаемый — не мсти, ненавидимый — люби, гонимый — терпи, хулимый — молчи, умертви грех». «Избавляйте обижаемого, давайте суд сироте, оправдывайте вдовицу. Приходите да соединимся, говорит господь. Если будут грехи ваши как обагренные, — как снег обелю их», и прочее. «Воссияет весна поста и цветок покаяния; очистим себя, братья, от всякой крови телесной и душевной. Взывая к светодавцу, скажем: «Слава тебе, человеколюбец!»

Поистине, дети мои, разумейте, что человеколюбец бог милостив и премилостив. Мы, люди, грешны и смертны, и если кто нам сотворит зло, то мы хотим его поглотить, кровь его пролить вскоре. А господь наш, владея и жизнью и смертью, согрешения наши превыше голов наших терпит всю жизнь нашу. Как отец, чадо свое любя, бьет его и опять привлекает к себе, так же и господь наш показал нам победу над врагами, как тремя делами добрыми избавляться от них и побеждать их: покаянием, слезами и милостынею. И это вам, дети мои, не тяжкая заповедь божия, как теми делами тремя избавиться от грехов своих и царствия небесного не лишиться.

Бога ради, не ленитесь, молю вас, не забывайте трех дел тех, не тяжки ведь они; ни затворничеством, ни монашеством, ни голоданием, которые иные добродетельные претерпевают, но малым делом можно получить милость божию.

«Что такое человек, как подумаешь о нем?» «Велик ты, господи, и чудны дела твои; разум человеческий не может постигнуть чудеса твои», — и снова скажем: «Велик ты, господи, и чудны дела твои, и благословенно и славно имя твое вовеки по всей земле». Ибо кто не восхвалит и не прославит силу твою и твоих великих чудес и благ, устроенных на этом свете: как небо устроено, или как солнце, или как луна, или как звезды, и тьма, и свет? И земля на водах положена, господи, твоим промыслом! Звери различные и птицы и рыбы украшены твоим промыслом, господи! И этому чуду подивимся, как из праха создал человека, как разнообразны человеческие лица, — если и всех людей собрать, не у всех один облик, но каждый имеет свой облик лица, по божьей мудрости. И тому подивимся, как птицы небесные из рая идут, и прежде всего в наши руки, и не поселяются в одной стране, но и сильные и слабые идут по всем землям, по божьему повелению, чтобы наполнились леса и поля. Все же это дал бог на пользу людям, в пищу и на радость. Велика, господи, милость твоя к нам, так как блага эти сотворил ты ради человека грешного. И те же птицы небесные умудрены тобою, господи: когда повелишь, то запоют и людей веселят; а когда не повелишь им, то и имея язык онемеют. «И благословен, господи, и прославлен зело!» «Всякие чудеса и эти блага сотворил и совершил. «И кто не восхвалит тебя, господи, и не верует всем сердцем и всей душой во имя отца и сына и святого духа, да будет проклят!»

Прочитав эти божественные слова, дети мои, похвалите бога, подавшего нам милость свою; а то дальнейшее, — это моего собственного слабого ума наставление. Послушайте меня; если не все примете, то хоть половину.

Если вам бог смягчит сердце, пролейте слезы о грехах своих, говоря: «Как блудницу, разбойника и мытаря помиловал ты, так и нас, грешных, помилуй». И в церкви то делайте и ложась. Не пропускайте ни одной ночи, — если можете, поклонитесь до земли; если вам занеможется, то трижды. Не забывайте этого, не ленитесь, ибо тем ночным поклоном и молитвой человек побеждает дьявола, и что нагрешит за день, то этим человек избавляется. Если и на коне едучи не будет у вас никакого дела и если других молитв не умеете сказать, то «господи помилуй» взывайте беспрестанно втайне, ибо эта молитва всех лучше, — нежели думать безлепицу, ездя.

Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души. Говоря что-либо, дурное или хорошее, не клянитесь богом, не креститесь, ибо нет тебе в этом никакой нужды. Если же вам придется крест целовать братии или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей. Епископов, попов и игуменов чтите, и с любовью принимайте от них благословение, и не устраняйтесь от них, и по силам любите и заботьтесь о них, чтобы получить по их молитве от бога. Паче же всего гордости но имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а заутра в гробу; все это, что ты нам дал, не наше, но твое, поручил нам это на несколько дней. И в земле ничего не сохраняйте, это нам великий грех. Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. В дому своем не ленитесь, но за всем сами наблюдайте; не полагайтесь на тиуна или на отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает. Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело. Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вред ни своим, ни чужим, ни селам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же пойдете и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол; если не можете почтить его подарком, — то пищей и питьем: ибо они, проходя, прославят человека по всем землям, или добрым, или злым. Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны. Не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите. Жену свою любите, но не давайте им власти над собой. А вот вам и основа всему: страх божий имейте превыше всего.

Если будете забывать это, то чаще перечитывайте: и мне не будет стыдно, и вам будет хорошо.

Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь — как отец мой, дома сидя, знал пять языков, оттого и честь от других стран. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится. Добро же творя, не ленитесь ни на что хорошее, прежде всего к церкви: пусть не застанет вас солнце в постели. Так поступал отец мой блаженный и все добрые мужи совершенные. На заутрени воздавши богу хвалу, потом на восходе солнца и увидев солнце, надо с радостью прославить бога и сказать: «Просвети очи мои, Христе боже, давший мне свет твой дивный!» И еще: «Господи, умножь годы мои, чтобы впредь, в остальных грехах моих покаявшись, исправил жизнь свою»; так я хвалю бога и тогда, когда сажусь думать с дружиною, или собираюсь творить суд людям, или ехать на охоту или на сбор дани, или лечь спать. Спанье в полдень назначено богом; по этому установленью почивают ведь и зверь, и птица, и люди.

А теперь поведаю вам, дети мои, о труде своем, как трудился я в разъездах и на охотах с тринадцати лет. Сначала я к Ростову пошел сквозь землю вятичей; послал меня отец, а сам он пошел к Курску; и снова вторично ходил я к Смоленску, со Ставком Гордятичем, который затем пошел к Берестью с Изяславом, а меня послал к Смоленску; а из Смоленска пошел во Владимир. Той же зимой послали меня в Берестье братья на пожарище, что поляки пожгли, и там правил я городом утишенным. Затем ходил в Переяславль к отцу, а после Пасхи из Переяславля во Владимир — в Сутейске мир заключить с поляками. Оттуда опять на лето во Владимир.

Затем послал меня Святослав в Польшу: ходил я за Глогов до Чешского леса, и ходил в земле их четыре месяца. И в том же году и сын родился у меня старший, новгородский. А оттуда ходил я в Турив, а на весну в Переяславль и опять в Туров,

И Святослав умер, и я опять пошел в Смоленск, а из Смоленска той же зимой в Новгород; весной — Глебу в помощь. А летом с отцом — под Полоцк, а на другую зиму со Святополком под Полоцк, и выжгли Полоцк; он пошел к Новгороду, а я с половцами на Одреск войною и в Чернигов. И снова пришел я из Смоленска к отцу в Чернигов. И Олег пришел туда, из Владимира выведенный, и я позвал его к себе на обед с отцом; в Чернигове, на Красном дворе, и дал отцу триста гривен золота. И опять из Смоленска же придя, пробился я через половецкие войска с боем до Переяславля и отца застал вернувшегося из похода. Затем ходили мы опять в том же году с отцом и с Изяславом к Чернигову биться с Борисом и победили Бориса и Олега. И опять пошли в Переяславль и стал в Оброве.

И Всеслав Смоленск пожег, — и я с черниговцами верхом с поводными конями помчался, но не застал... в Смоленске. В том походе за Всеславом пожег землю и повоевал ее до Лукомля и до Логожска, затем на Друцк войною и опять в Чернигов.

А в ту зиму повоевали половцы Стародуб весь, и я идя с черниговцами и со своими половцами, на Десне  взяли в плен князей Асадука и Саука, а дружину их перебили. И на следующий день за Новым Городом разбили сильное войско Белкатгина, а семечей и плепников всех отняли.

А в Вятичскую землю ходили подряд две зимы на Ходоту и на сына его и к Корьдну ходили первую зиму. И опять ходили мы и за Ростиславичами за Микулин, и не настигли их. И на ту весну — к Ярополку на совещание в Броды.

В том же году гнались за Хорол за половцами, которые взяли Горошин.

На ту осень ходили с черниговцами и с половцами-читеевичами к Минску, захватили город и не оставили в нем ни челядина, ни скотины.

В ту зиму ходили к Ярополку на сбор в Броды и союз великий заключили.

И весной посадил меня отец в Переяславле выпи всей братии и ходили за Сулой. И по пути к Прилуку городу встретили нас внезапно половецкие князья, с восемью тысячами, и хотели было с ними сразиться, но оружие было отослано вперед на возах, и мы вошли в город. Только семца одного живым захватили, да смердов несколько, а наши половцев больше убили и захватили, и половцы, не смея сойти с коней, побежали к Суле в ту же ночь. И на следующий день, на успение, пошли мы к Белой Веже, бог нам помог и святая богородица: перебили девятьсот половцев и двух князей взяли, Багубарсовых братьев, Осеня и Сакзя, и только два мужа убежали.

И потом на Святославль гнались за половцами, и затем на Торческ город, и потом на Юрьев за половцами. И снова на той же стороне, у Красна, половцев победили, и потом с Ростиславом же у Варина вежи взяли. И затем ходил во Владимир опять, Ярополка там посадил, и Ярополк умер.

И снова, по смерти отцами при Святополке, на Стугне бились мы с половцами до вечера, бились у Халепа, и потом мир сотворили с Тугорканом и с другими князьями половецкими, и у Глебовой чади отняли дружину свою всю.

И потом Олег на меня пришел со всеми половцами землею к Чернигову, и билась дружина моя с ними восемь дней за малый вал и не дала им войти в острог. Сжалился я христианскими душами и селами горящими и монастырями и сказал: «Пусть не похваляются язычники!» И отдал брату отца его стол, а сам пошел на стол отца своего в Переяславль. И вышли мы на святого Бориса день из Чернигова и ехали сквозь полки половецкие, около ста человек, с детьми и женами. И облизывались на нас половцы точно волки, стоя у перевоза и на горах. Бог и святой Борис не выдали меня им на поживу, невредимы дошли мы до Переяславля.

И сидел я в Переяславле три лета и три зимы с дружиною своею, и много бед приняли мы от войны и голода. И ходили на воинов их за Римов, и бог нам помог, перебили их, а других захватили.

И вновь Итлареву чадь перебили, и вежи их взяли, идя за Голтав.

И к Стародубу ходили на Олега, потому что он сдружился с половцами. И на Буг ходили со Святополком на Боняка за Рось.

И в Смоленск пошли, с Давыдом помирившись. Вновь ходили во второй раз с Вороницы.

Тогда же и торки пришли ко мне с половцами-читеевичами, и ходили мы им навстречу на Сулу.

И потом снова ходили к Ростову на зиму, и три зимы ходили к Смоленску. Из Смоленска пошел я в Ростов.

И опять со Святополком гнались за Боняком, но... убили, и не настигли их. И потом за Боняком же гнались за Рось, и снова не настигли его.

И на зиму в Смоленск пошел; из Смоленска после Пасхи вышел; и Юрьева мать умерла.

В Переяславль вернувшись к лету, собрал братьев.

И Боняк пришел со всеми половцами к Кснятину; мы пошли за ними из Переяславля за Суду, и бог нам помог, и полки их победили, и князей захватили лучших, и по Рождестве заключили мир с Аепою, и, взяв у него дочь, пошли к Смоленску. И потом пошел к Ростову.

Придя из Ростова, вновь пошел на половцев на Урубу со Святополком, и бог нам помог.

И потом опять ходили на Боняка к Лубну, и бог нам помог.

И потом ходили к Воиню со Святополком, и потом снова на Дон ходили со Святополком и с Давыдом, и бог нам помог.

И к Вырю пришли было Аепа и Боняк, хотели взять его; к Ромну пошли мы с Олегом и с детьми на них, и они, узнав, убежали.

И потом к Минску ходили на Глеба, который наших людей захватил, и бог нам помог, и сделали то, что задумали.

И потом ходили к Владимиру на Ярославца, не стерпев злодеяний его.

А из Чернигова в Киев около ста раз ездил к отцу, за один день проезжая, до вечерни. А всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце и без отца, а раздаривал много скота и много одежды своей. И отпустил из оков лучших князей половецких столько: Шарутаневых двух братьев, Багубарсовых трех, Осеневых братьев четырех, а всего других лучших князей сто. А самих князей бог живыми в руки давал: Коксусь с сыном, Аклан Бурчевич, таревский князь Азгулуй и иных витязей молодых пятнадцать, этих я, приведя живых, иссек и бросил в ту речку Сальню. А врозь перебил их в то время около двухсот лучших мужей.

А вот как я трудился, охотясь: пока сидел в Чернигове, а из Чернигова выйдя, и до этого года — по сотне загонял и брал без трудов, не считая другой охоты, вне Турова, где с отцом охотился на всякого зверя.

И вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать, живых коней, помимо того, что, разъезжая по равнине, ловил своими руками тех же. коней диких. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул, и бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал — в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей.

Что надлежало делать отроку моему, то сам делал — на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и в стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах и о ястребах заботился.

Также и бедного смерда, и убогую вдовицу не давал в обиду сильным и за церковным порядком и за службой сам наблюдал.

Не осуждайте меня, дети мои или другой, кто прочтет: не хвалю ведь я ни себя, ни смелости своей, но хвалю бога и прославляю милость его, ибо меня, грешнаго и ничтожного, столько лет хранил от тех смертных опасностей и не ленивым меня, дурного, создал, но к любому делу человеческому способным. Прочитав эту грамотку, потщитесь делать всякие добрые дела, славя бога со святыми его. Смерти, дети, не бойтесь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам бог пошлет. Ибо, если я от войны, и от зверя, и от воды, и от падения с коня уберегся, то никто из вас не может повредить себя или быть убитым, пока не будет от бога повелено. А если случится от бога смерть, то ни отец, ни мать, ни братья не могут вас отнять от нее, но если и хорошее дело — остерегаться самому, то божие сбережение лучше человеческого.

О я, многострадальный и печальный! Много борешься, душа, с сердцем и одолеваешь сердце мое; все мы тленны, и потому помышляю, как бы не предстать перед страшным судьею, не покаявшись и не помирившись между собою.

Ибо кто молвит: «Бога люблю, а брата своего не люблю», — ложь это. И еще: «Если не простите прегрешений брату, то и вам не простит отец ваш небесный». Пророк говорит: «Не соревнуйся лукавствующим, не завидуй творящим беззаконие». «Что лучше и прекраснее, чем жить братьям вместе». Но все наущение дьявола! Были ведь войны при умных дедах наших, при добрых и при блаженных отцах наших. Дьявол ведь ссорит нас, ибо не хочет добра роду человеческому. Это я тебе написал, потому что понудил меня сын мой, крещенный тобою, что сидит близко от тебя. Прислал он ко мне мужа своего и грамоту, со словами: «Договоримся и помиримся, а братцу моему божий суд пришел. А мы не будем за него мстителями, но положим то на бога, когда предстанут они пред богом; а Русскую землю не погубим». И, увидел смирение сына моего, сжалился я и, бога устрашившись, сказал: «Он по молодости своей и неразумию так смиряется, на бога возлагает; я же — человек, грешнее всех людей».

Послушал я сына своего, написал тебе грамоту: примешь ли ты ее по-доброму или с поруганием, то и другое увижу из твоей грамоты. Этими ведь словами я предупредил тебя, чего я ждал от тебя, смирением и покаянием желая от бога отпущения прошлых своих грехов. Господь наш не человек, но бог всей вселенной, — что захочет, во мгновение ока все сотворит, — и все же сам претерпел хулу, и оплевание, и удары и на смерть отдал себя, владея жизнью и смертью. А мы что такое, люди грешные и худые? Сегодня живы, а завтра мертвы, сегодня в славе и в чести, а завтра в гробу и забыты. Другие собранное нами разделят.

Посмотри, брат, на отцов наших: что они скопили и на что им одежды? Только и есть у них, что сделали душе своей. С этими словами тебе первому, брат, надлежало послать ко мне и предупредить меня. Когда же убили дитя, мое и твое, пред тобою, следовало бы тебе, увидев кровь его и тело его, увянувшее подобно цветку, впервые распустившемуся, подобно агнцу заколотому, сказать, стоя над ним, вдумавшись в помыслы души своей: «Увы мне, что я сделал! И, воспользовавшись его неразумием, ради неправды света сего суетного нажил я грех себе, а отцу и матери — слезы!»

Надо было бы сказать тебе словами Давида: «Знаю, грех мой всегда передо мною». Не из-за пролития крови, а свершив прелюбодеяние, помазанник божий Давид посыпал главу свою и плакал горько, — в тот час отпустил ему согрешенья его бог. Богу бы тебе покаяться, а ко мне написать грамоту утешительную да сноху мою послать ко мне, — ибо нет в ней ни зла, ни добра, — чтобы я, обняв ее, оплакал мужа ее и ту свадьбу их, вместо песен: ибо не видел я их первой радости, ни венчания их, за грехи мои. Ради бога, пусти ее ко мне поскорее с первым послом, чтобы, поплакав с нею, поселил у себя, и села бы она как горлица на сухом дереве, горюя, а сам бы я утешился в боге.

Тем ведь путем шли деды и отцы наши: суд от бога пришел ему, а не от тебя. Если бы тогда ты свою волю сотворил и Муром добыл, а Ростова бы не занимал и послал бы ко мне, то мы бы отсюда и уладились. Но сам рассуди, мне ли было достойно послать к тебе или тебе ко мне? Если бы ты велел сыну моему: «Сошлись с отцом», десять раз я бы послал.

Разве удивительно, что муж пал на войне? Умирали так лучшие из предков наших. Но не следовало ему искать чужого и меня в позор и в печаль вводить. Подучили ведь его слуги, чтобы себе что-нибудь добыть, а для него добыли зла. И если начнешь каяться богу и ко мне будешь добр сердцем, послав посла своего или епископа, то напиши грамоту с правдою, тогда и волость получишь добром, и наше сердце обратишь к себе, и лучше будем, чем прежде: ни враг я тебе, ни мститель. Не хотел ведь я видеть крови твоей у Стародуба; но не дай бог видеть кровь ни от руки твоей, ни от повеления твоего, ни от кого-либо из братьев. Если же я лгу, то бог мне судья и крест честной! Если же в том состоит грех мой, что на тебя пошел к Чернигову из-за язычников, я в том каюсь, о том я не раз братии своей говорил и еще им поведал, ибо я человек.

Если тебе хорошо, то... если тебе плохо, то вот сидит подле тебя сын твой крестный с малым братом своим и хлеб едят дедовский, а ты сидишь на своем хлебе, об этом и рядись. Если же хочешь их убить, то вот они у тебя оба. Ибо не хочу я зла, но добра хочу братии и Русской земле. А что ты хочешь добыть насильем, то мы, заботясь о тебе, давали тебе и в Стародубе отчину твою. Бог свидетель, что мы с братом твоим рядились, если он не сможет рядиться без тебя. И мы не сделали ничего дурного, не сказали: пересылайся с братом до тех пор, пока не уладимся. Если же кто из вас не хочет добра и мира христианам, пусть тому от бога мира не видать душе своей на том свете!

Не от нужды говорю я это, ни от беды какой-нибудь, посланной богом, сам поймешь, но душа своя мне дороже всего света сего.

На Страшном суде без обвинителей сам себя обличаю, и прочее.

«Премудрости наставник и смысла податель, неразумным учитель и нищим заступник! Утверди в разуме сердце мое, владыка! Дай мне дар слова, отче, устам моим не запрещай взывать к тебе: милостивый, помилуй падшего!» «Упование мое — бог, прибежище мое — Христос, покров мой — дух святой!» «Надежда и защита моя, не презри меня, благая! Тебя имею помощницей в печали, и в болезни, и во всех бедах, и тебя славлю, воспетая!» «Разумейте и узрите, что я бог, испытующий сердца и ведающий мысли, обличающий дела, опаляющий грехи, дающий суд сироте, и убогому, и нищему». «Преклонись, душа моя, и о делах своих помысли, содеянных тобою, глазами своими обозри их, и каплю испусти слез своих, и поведай открыто все дела свои и мысли Христу, и очистись». «Андрей честной, отче преблаженный, пастырь Критский! Не престань молиться за нас, чтущих тебя, да избавимся все от гнева, и печали, и тления, и греха, и бед, чтущие память твою верно». Град свой сохрани, дева-матерь чистая, который царствует честно под твоим покровительством, пусть он тобой укрепляется и на тебя надеется, побеждает во всех битвах, сокрушает врагов и покоряет их. «О воспетая матерь, родившая святейшее из святых Слово! Приняв нынешнее приношение, защити нас от всякой напасти и от грядущей муки — к тебе взывающих. Молимся тебе, рабы твои, и преклоняем колена сердца нашего: склони ухо твое, чистая, и спаси нас, вечно в скорбях погруженных, и соблюди от всякого пленения вражеского твой город, богородица! Пощади, боже, наследие твое, прегрешения наши все прости, видя, что мы молимся теперь тебе, на земле родившую тебя без семени, земную милость, изволением своим воплотивший, Христе, в человека». Пощади меня, Спасе, родившийся и сохранивший родившую тебя нетленною до твоем рождении, когда воссядешь судить дела мои, как безгрешный и милостивый, как бог и человеколюбец! Дева пречистая, не искушенная браком, богом обрадованная, верующим наставление, спаси меня, погибающего и к сыну твоему вопиющего: «Помилуй меня, господи, помилуй! Если хочешь судить, не осуждай меня на вечный огонь, но обличай меня яростью своею — молит тебя дева чистая, родившая тебя, Христе, и множество ангелов, и мучеников сонм».

Во имя Христа Иисуса, господа нашего, которому подобает честь и слава, отцу и сыну и снятому духу, всегда и ныне и присно во веки!

 

Список литературы

 

1.      Бор М.З. История мировой экономики. – Москва: Дело и Сервис, 2000.

2.      Греков Б.Д. Киевская Русь. – Москва: АСТ, 2006.

3.      Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Русская история (популярный очерк; IX – середина XVIII в.). – Москва: Мысль, 1992.

4.      Исаев И.А. История государства и права России. – Москва: Юристъ, 2006.

5.      Камерон Р. Краткая экономическая история мира от палеолита до наших дней. –Москва: РОССПЭН, 2001.

6.      Ключевский В.О. История сословий в России: полный курс лекций. – Минск: Харвест, 2004.

7.      Ключевский В.О. Курс русской истории.

8.      Кожинов В.В. История Руси и русского слова. – Москва: Эксмо-Пресс, 2001.

9.      Отечественное законодательство XI-XIX века (пособие для семинаров). Под ред. доктора юридических наук, профессора, лауреата Государственной премии РФ О.И. Чистякова. – Москва: Юристъ, 1999.

10.  Парусимова Н.И. и др. История денежно – кредитной системы России (учебное пособие; электронная версия, http://cde.osu.ru/demoversion/course92/).

11.  Повесть временных лет //Изборник. – Москва: Художественная литература, 1969. С. 28 - 91

12.  Поучение Владимира Мономаха//Изборник. – Москва: Художественная литература, 1969. С. 146-172

13.  Русская Правда. Краткая и Пространная редакции / Подготовка текста, перевод и вступительная статья М.Б. Свердлова // Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1997. Т. 4. С. 490-517, 668-669, 675-676

 

ã Дегтярев Кирилл Станиславович, 2007.