Не будем пока пытаться объять всю тему «мирового терроризма» или «исламского терроризма», его причин, заказчиков, исполнителей. Локализуем её до российских границ и «частного» явления, называемого «чеченским терроризмом».

Скорее всего, «чеченские сепаратисты» из тех, кто ведёт «традиционную» партизанскую и диверсионную войну против российских войск в Чечне, и «чеченские террористы», устраивающие взрывы и захватывающие заложников в российских городах вне Чечни, выполняют одну и ту же задачу и направляются, в основном, из одного центра. Т.е. терроризм в данном случае – «продолжение войны другими способами».

Считаю нужным сразу высказать своё отношение к проблеме и рассчитываю на то, что читатель его разделяет. Нам необходим контроль над Чечнёй. В противном случае, если мы оттуда уйдём, «оставим её в покое», она не оставит нас. Собственно, в 1996 г. Чечню уже «оставляли в покое».

Территория Чечни неизбежно будет использована как плацдарм для дальнейшего развала России, сначала отрыва южной её части, что само по себе катастрофически подорвёт страну, и «далее везде». Последствия ухода будут намного хуже, чем то, что мы терпим сейчас. Кому это надо– «архитекторам нового мирового порядка» или «фанатикам, стремящимся к созданию всемирного исламского халифата», в данном случае не так важно. Возможно, их интересы в данной точке сходятся, как сошлись они в 1980 г. в Афганистане и как сходятся сейчас также в Узбекистане и других среднеазиатских государствах – бывших республиках СССР. В любом случае, отступать нам нельзя.

Но за сохранение России от развала в настоящее время мы платим войной. И в этой войне нас особенно возмущает, страшит, отталкивает именно её террористическое «продолжение». Мы обсуждаем тему терроризма, его причин, мы выходим на демонстрации, мы ругаем силовые структуры за их неэффективные действия и т.д.; мы даже требуем от религиозных лидеров ислама, если так можно выразиться, «повлиять» на террористов, настоящих или потенциальных. Очевидно, что «террористическая часть» войны для нас переносима тяжелее, чем её «традиционная часть».

Разумеется, было бы странно, если бы мы реагировали на терроризм с безмятежностью. Однако и там, в Чечне, наших солдат убивают, и погибло их там в десятки раз больше, чем жителей других городов и весей России в результате терактов. В Чечне, кстати, гибнут не только российские солдаты, но и российские женщины и дети. Мы же не отрицаем, что чеченцы тоже россияне. Кстати, и в Чечне живут не только чеченцы. Наши солдаты там могут и попасть в плен, где им могут отрезать голову, предварительно поиздевавшись с особым садизмом. Над заложниками, всё-таки, так не измываются, как над пленными солдатами. И шансов выжить у них намного больше.

В 1941-45 немцы не только убивали наших солдат, но и бомбили наши города, и сжигали деревни вместе с женщинами, детьми, стариками. Убийства штатских, в том числе детей и женщин, были вполне целенаправленными. От басаевых и т.п. их отличали только неизмеримо большие масштабы. Кому-нибудь приходило в голову с наибольшей силой протестовать именно против «убийства ни в чём не повинных мирных жителей»? Не потому, что эти убийства – дело хорошее, а потому, что бессмысленно. Всё, что можно сделать в войне – это уничтожать врага до полного его разгрома и минимизировать собственные потери, как на поле боя, так и в тылу.

Обращение к врагу, даже с гневом, протестом, призывом к соблюдению хотя бы минимальных моральных принципов – это всё равно обращение. В нём неизбежно звучит призыв к переговорам, или, выразимся аккуратнее, некий элемент такого призыва. Причём в данном случае – призыв к сепаратным переговорам. Сепаратным переговорам между теми, кто не носит военную форму и/или находится вне «территории войны», в данном случае Чечни, и теми, кто управляет терактами и исполняет их.

Призыв к установлению определённых «правил игры» - есть «территория войны», где убивать наших граждан, одетых в нашу военную форму и носящих наше оружие, конечно, тоже нельзя, и остальная территория, где убивать кого бы то ни было ну совсем уж нельзя.

Если так – то здесь неизбежно присутствует некий элемент предательства. Причём по отношению к тем, кто нас же и защищает, жертвуя собой. Мы как бы, неявно, до некоторой степени, но отмежёвываемся от собственной армии, давая понять (конечно, неявно, как бы и до некоторой очень небольшой степени), что война – это что-то вроде её, армии, частного дела, а мы здесь ни при чём.

Конечно, мы так не считаем. И, конечно, есть такая понятная и нормальная вещь, как страх. Тем более, страх за своих родных и близких, жён и детей. Но нет ли, помимо обычного страха, и некоего ощущения того, что есть те, кому положено погибать на войне, и те, кому не положено погибать, а положено спокойно ходить на работу, по магазинам, в кафе, ездить на дачу и т.д.?

Безусловно, в 1941-45 все понимали, что война – дело всеобщее, и тяготы и беды войны – всеобщие. А есть ли сейчас такое понимание? Не факт.

Наверняка, люди, стоящие за терактами, хорошие знатоки человеческой психологии. Интересно, на какие слабые стороны человеческой натуры они больше рассчитывают? На страх? Безусловно, они рассчитывают посеять страх и панику. Но страх как таковой, в принципе, вещь довольно физиологичная. Страх можно преодолеть, с опасностью можно свыкнуться. А, может быть, главный их расчёт строится как раз на том, чтобы разбудить в обществе некий «вирус предательства»? И эксплуатируется не столько естественный страх человека за своё физическое существование, сколько непонимание общности дела и эта самое, пусть подсознательное ощущение, что есть те, кому положено что-то худшее, чем мне? Они не хотят от нас страха, страх – только предпосылка. В конечном счёте, они хотят от нас предательства.

У Джорджа Орвелла в «1984» главный герой терпит страшные мучения в застенках системы, не понимая, что же от него хотят. Он, под пытками и действием психотропных веществ, рассказал все «адреса, явки, пароли», выболтал все свои интимные тайны, согласился со всем, что утверждали руководители «партии». Он даже согласился считать, что дважды два равно пяти или любому другому числу, которое назовёт партия. И не понимал, что же ещё они от него хотят. И, наконец, понял. Во время одной пытки он, движимый, конечно, страхом, закричал: «Нет! Посадите сюда Джулию! Пусть лучше здесь будет Джулия, а не я!» (Джулия, для тех, кто не читал – его любимая женщина). После этого пытка закончилась, и его тут же отпустили. Всё, никакой опасности для «системы» он уже не представлял.

Возможно, главное, что хотят получить от нас, в конечном счёте, организаторы терактов – именно это. Отчётливого крика, но не «Не убивайте нас!», что было бы просто мольбой о пощаде, а – «Лучше убивайте солдат (ну кого-то ещё), чем нас!». К сожалению, определённое продвижение на этом «фронте» у них есть. Хотя бы по тому это видно, что терроризм (т.е., по сути, убийство нас, а не военных, для которых смерть – «издержки профессии») фактически объявлен неким «отдельным» и «самостоятельным» злом.

Автор обзора:
Г.Е. О’Графов


Используются технологии uCoz