Кирилл Дегтярев

 

 

О национальной идее – возможные выходы из безвыходной ситуации

 

Всем, кто верен своей идее

 

 

«Выхода нет» - 1

 

Вопрос о национальной идее выглядит избитым. Однако большей частью говорится о том, нужна она или нет, есть она или нет…

А что есть на самом деле и, главное – что из этого следует, умалчивается по понятным причинам. Проблема и правда велика, точнее – критична, и с большим разрушительным потенциалом из-за целого ряда трудноразрешимых противоречий. В итоге происходит так - поговорили, почувствовали тупик, тихо развернулись и разошлись.

С одной стороны, без общей идеи нельзя. Как ответа на вопрос, а зачем мы, собственно, здесь собрались в такой вот «конфигурации». Так много вер (включая атеизм), языков, обычаев, наконец – просто очень разных людей и интересов. В огромной и не очень уютной стране. Без объединяющего начала такое сообщество очень хрупко.

В его отсутствие, вероятно, всё пока держится на двух опорах:

1.            Просто на чувстве: «Это наша земля! Наши деды за неё кровь проливали». На исторической памяти и гордости. Но, как мы видим, «с переменным успехом», поскольку Советский Союз всё же развалился. Хотя это, на самом деле, Россия. А «те, кому надо», умеют бороться и с историей, и с чувствами.

2.            На том, что сторонникам разных идей есть, «против кого дружить». Есть общий враг – у верующих разных конфессий, коммунистов, монархистов, националистов и других, включая патриотично настроенных либералов. Но «дружба против» тоже ненадёжна. И также, тот, против кого дружат, умеет раскалывать противников, превращая их в невольных союзников (говоря грубее – в «полезных идиотов»), и делает это довольно успешно.

Но, с другой стороны, невозможно общую идею сконструировать. Более того, будь даже возможно – выйдет только хуже.

Видимо, говорящие о национальной идее понимают и первое, и второе. И именно поэтому ничего предложить не могут. Почему так сложилось?

Во-первых, национальная идея – это и правда очень серьёзно. Это Общее Дело, но не в смысле «совместного проекта», а нечто большее и даже качественно иное. Проект имеет следующие отличительные черты:

1.                        Локальность целей – цель достигнута, проект завершается.

2.                        Ограниченность во времени – цель должна быть достигнута за определённый промежуток времени.

3.                        Успешность – цель, собственно, должна быть достигнута. Иначе проект не состоялся.

4.                        Ограниченность участия. Каждый участник проекта вкладывает в него какую-то «частичку себя», какую-то часть своих ресурсов, но именно часть. Проект завершён – участники расходятся (если не затевают новый проект). Более того – отдельный участник может выйти из проекта раньше, забрав свою часть.

Для общенациональной идеи такое не подходит, ей требуются иные «свойства»:

1.                        Сколько мы, русский народ и другие народы России, собираемся жить? Сколько времени мы отмеряем своей стране? В идеале – мы «собирается жить вечно», а как иначе? Значит, наша «сверхидея» не может быть ограниченной во времени. Она должна быть, пока мы живы, она должна соединять нас с вечностью, поднимаясь над временем.

2.                        В рамках этой идеи могут затеваться и осуществляться и какие-то проекты, но к самой идее не применимы понятия «успешности». Ведь это, по сути, «символ веры». Представление о правде. Локальные поражения не могут означать, что идея «не удалась». По преданию, ведя воинов на Чудское озеро, Александр Невский сказал им: «Не в силе Бог, а в правде». Был, естественно, риск проиграть битву (так сказать, «неудача проекта «Ледовое побоище»»), но это не означало бы неправоты дела.

3.                        «Степень участия» в национальной идее отличается от «проекта» даже не количественно, а качественно. Идея – не работа, не хобби, и о ней не думают каждую минуту, могут и вообще целенаправленно не думать. Она просто пронизывает жизнь, присутствуя в ней на «молекулярном» уровне. «В велике – Бог, и в мале – Бог».

Может тут же возникнуть вопрос, нужна ли вообще кому-нибудь когда-нибудь такая идея. Распространено (если не доминирует) «вульгарно-марксистское» суждение, что люди, прежде всего, следуют практическим целям. И что, например, подоплёкой любой идейной схватки является экономический интерес.

Это, всё-таки, не так. Чтобы не вдаваться в подробности (тем более, это уже немножко другая тема), отметим, что людям часто случается воевать и идти на верную смерть. А умереть за свой экономический интерес – это немножко абсурдно. Наконец, допустим, что экономический интерес является всеобщим базисом. Только почему он практически никогда не может обойтись без идейного «прикрытия»? Значит – без идеи, всё-таки, нельзя.

Продолжая тему, общая идея сходна с идеалом семейной, супружеской жизни – быть вместе «в богатстве и бедности, радости и горе,… пока смерть не разлучит». Идея – то, за что можно вместе страдать и даже умереть, но сама она умрёт только вместе с её носителями.

Применительно к России (в сущности, и к любой другой стране, но к России, из-за её обозначенных в самом начале «параметров» - особенно) столь «повышенные требования» к идее вполне оправданы.

Если люди собрались не «жить вместе», а «осуществлять проект» - ну что ж, как собрались, так и разойдутся, если проект потерпит провал, а также в противном случае – по успешном завершении его.

Во-вторых, набор возможных идей весьма ограничен, точнее – вероятно, исчерпан. В сущности, можно назвать лишь две идеи, «удовлетворяющих требованиям»:

1.            Вера в Бога – монотеистическая идея и выстраивающаяся на ней философия, мировоззрение, образ мыслей и действий. Точнее, это группа идей, поскольку религий несколько. Наверно, в качестве «частной» национальной идеи может создаваться нечто «локальное», но именно на данной основе.

2.            Коммунистическая идея – вера в «царство Божье на земле», стремление к доброму и справедливому обществу с совместным трудом на общее благо и взаимопомощью вместо угнетения одних другими и взаимного поедания.

Поскольку у нас испокон веку принято задавать вопрос: «А как же на Западе?», отвечу сразу и коротко, чтобы не отвлекаться от российских дел. О том, что западная цивилизация во всей её, во всяком случае – англо-американской, мощи создана протестантизмом, т.е. разновидностью монотеистической идеи, сказано слишком много, сказано признанными авторитетами, и сказано убедительно.

Кстати, это именно бескорыстная идея, а не пособие на тему «как разбогатеть», хотя протестантизм приветствовал обогащение честным путём. И богатство создавалось «во славу Божью», а не для удовлетворения желудочно-кишечного тракта, и «пропуском в рай» был честный труд, а не счёт в банке.

Ныне же мы наблюдаем вырождение этой идеи и, возможно, развитие новой, но уже не всеобщей, и куда оно заводит Запад – разговор отдельный. Да, у нас и у них проблемы во многом сходны, но здесь речь о нас. А современная западная «сверхидея» в данном случае интересна лишь в контексте нашего возможного противостояния ей, но об этом разговор ниже.

Возвращаясь к нам, история России знала как раз две уже перечисленные доминирующие идеи:

1.            Православную (ортодоксально-христианскую) с «Русью – Третьим Римом», «Святой Русью»;

2.            Коммунистическую с «великим советским народом – строителем коммунизма», своего рода «царства трудящихся».

О взаимоотношениях этих идей – также чуть позже. Пока же важно отметить, что:

1.            «Придумать» (и даже представить) нечто хотя бы сопоставимое с ними по высоте, силе и глубине просто невозможно. Даже сопоставимое с коммунистической идеей, не говоря уже о христианской. Да, всё остальное на этом фоне – довольно откровенно «ниже плинтуса». Прошу прощения за безапелляционность, но, кто не согласен, назовите хотя бы ещё одну идею, хотя бы теоретически способную «собрать Россию», кроме монотеистической и коммунистической. И хотя бы ещё одну идею, столь же мощно апеллирующую к возвышенному, «надвещественному» началу в человеке.

2.            А, если так, то наш потенциал «новых» национальных идей просто исчерпан.

Тем более, в стране и сейчас есть сторонники и православной (и других религиозных), и коммунистической идей (кто-то – и обеих сразу). Их не мало, они не представлены каким-то «дном» или «периферией» общества и не являются неким «исчезающим видом» - вряд ли доля этих людей в общей численности населения упала с момента распада СССР, скорее – наоборот (причём и тех, и других).

А у большинства людей православие или коммунизм в той или иной степени присутствуют в сознании, культуре, «на подкорке». Продвигать что-то «облегчённое» в этой ситуации – значит, стремиться к оглуплению народа. И делать его ещё уязвимее. Если такие идеи были некогда «сданы», с развалом страны в обоих случаях, то нечто не столь мощное и подавно не способно держать общество, тем более – развивать его.

Итак, если ни православие, ни коммунизм не могут «собрать Россию» (допустим, время их как общенациональных идей ушло, недостаточно людей их разделяет и т.д.), значит – Россию не сможет «собрать» (да не то, что «собрать», а просто удержать от продолжения распада) вообще ничего.

Думаю, что осознание этого пугающего факта и заводит в тупик все разговоры о национальной идее.

Но, казалось бы, это всё «либерасты» стесняются провозгласить или то, или другое. А патриот может. Или православие, или коммунизм, или «православный коммунизм». Но ведь и это, если подумать, выглядит практически невозможным. И любой умный патриот это понимает. Поэтому тоже упирается в тупик. Здесь целых пять проблем (все пояснения – после их перечисления):

1.            Всё-таки, сторонники каждой из этих идей не настолько многочисленны и сильны, чтобы «перевесить» остальных.

2.            Объединить их под гипотетическим знаменем «православного (христианского, монотеистического, религиозного) коммунизма» - наверно, можно, но тут вступают в силу противоречия между этими двумя идеями.

3.            Допустим, одна идея победила. Причём это может быть только христианская идея, коммунистическая и правда уже «не сработает» (об этом ниже). А как эта победа может быть «материализована»? Как именно жить по-христиански «в масштабах страны»?

4.            Наконец, что в этих идеях, собственно, специфически русского или российского? Если, например, наша идея – православие, то логично отделиться от Татарстана и соединиться в одно государство с Грецией (если та, конечно, захочет). А также – «страна/народ для идеи» или наоборот?

5.            Допустим, что идею примет абсолютное большинство. Но ведь, всё равно, не все. И как в этом случае всё-таки быть с «идейными меньшинствами»?

С первым пунктом, в общем, понятно, в пояснениях нуждаются остальные.

Итак, вопрос о взаимоотношениях православия (и религии вообще) и коммунизма. Между ними и впрямь очевидно родство. Да, коммунизм выводится из монотеистической морали.

Предвидя возражения, можно сформулировать мягче – авторы коммунистической идеи сформулировали её благодаря своему религиозному воспитанию, монотеистической, библейской «школе».

Наконец, несмотря на гонения на православие и другие религии со стороны коммунизма, обе идеи «дожили» до нашего времени, причём накал противостояния заметно спал. В том числе благодаря общему врагу.

Так, может быть, возможен «православный коммунизм»? Возможен коммунизм без атеизма и гармоничное его сосуществование с традиционными религиями? «Разделение функции», «симфония» коммунизма и религий – дескать, вам Божественное, а мне – общественную проекцию этого Божественного.

Но ведь война между коммунизмом и религией была, и вряд ли она случайна. Видимо, дело в том, что человек имеет не только «горизонтальное», но и «вертикальное» измерение. Функции разделить можно, человека – вряд ли. И любая великая идея претендует на всё.

Если мы будем стараться жить «по заповедям», то будет у нас складываться общественный строй, который, возможно, и «основоположники марксизма – ленинизма» назвали бы коммунистическим. Только где здесь собственно коммунистическая «специфика»? Анализ и оценку общественно-экономических отношений у марксизма, конечно, не отнять. Как минимум, под марксистской критикой капитализма (а Маркс бьёт его с обеих рук – и рационально, и нравственно) мог бы подписаться любой христианин. И почему бы её не использовать, воздавая должное авторам? Но сам по себе «Капитал» на идею «не тянет».

А также – если человек следует религиозной идее, ведущей его не куда-нибудь, а к Богу, любой «-изм» для него – «лишняя сущность» в конечном счёте. То же «опошление» идеи, оглупление.

Можно избрать и следующий вариант, опять же – для нашей многоконфессиональной страны. Коммунизм (понимаемый как комплекс идей социальной справедливости, совместного труда на общее благо, нестяжательства) – как некий «общественно-экономический знаменатель» разных религий, а также значительной (или даже большей) части атеистов.

Социальное преломление различных религий примерно одинаково, и общественно-экономический строй, несмотря на теологические расхождения, можно создавать вместе.

Проблема тут в том, что такой «общий знаменатель» начнёт претендовать на нечто большее. Коммунизм становится единственным, что «объединяет, несмотря на…». Он воспринимается как «базис», как нечто большее, чем религии – «надстройки».

Например, христианство или ислам объединяют людей независимо от цвета кожи, то есть они выше расовых различий. Коммунизм же, принятый в качестве «общего знаменателя» для православия, ислама и других, оказывается уже выше их различий. И тогда конфликт между коммунизмом и религиями пойдёт по второму кругу.

А, если удастся удержать коммунизм «на земле», то для россиян разных конфессий эта идея окажется именно совместным проектом. А не совместной жизнью. И чем, например, для мусульманской части России одна жизнь с русскими православными лучше соединения с ближневосточными единоверцами? Кроме чисто практических выгод, связанных с технологическим превосходством России. Ну так, сегодня выгодно одно, завтра – другое, а есть вещи посильнее выгоды. Об этом уже говорилось.

Да, возможно, на ближайшую перспективу «православный коммунизм» или, мягче сказать, союз религий с идеями социально-экономической нравственности – лучшее, что можно предложить. Но это также будет временная конструкция со своими внутренними нарастающими напряжениями.

Теперь, допустим, что «православие победило». Каким образом может быть «материализовано» господство этой идеи? Упрощённо говоря, «как в царской России»? Если обратиться к этому опыту, можно прийти к парадоксальному выводу – господствующая общенациональная идея, если она есть, не должна быть «осквернена» покровительством государственной машины. Хотя «машина» должна считаться с ценностями граждан, и государственный муж, вплоть до первого лица, должен действовать так, как велит ему вера.

Иными словами, путь один – если большинство людей какую-либо идею/веру разделяют, то «показывают веру свою из дел своих». Таким путём идея и может материализоваться. Господствующая национальная идея, в то же время, оказывается до некоторой степени «катакомбной».

Теперь к вопросу о «национальной специфике». Тут тоже противоречий хватает. С одной стороны, национальная идея – что-то большее по отношению к нации и стране (именно такими идеями являются и православие и коммунизм). Тогда можно сделать вывод, что территория и целостность страны не представляет такой уж большой ценности. И даже лучше размежеваться с идейными противниками по территориальному принципу.

С другой стороны, фактом является то, что сложилась страна, объединяющая людей разных вер, идей, этнических групп и т.д. Русские и правда в одной стране с татарами, а не с греками. Значит, нечто нас связывает с первыми крепче, чем со вторыми. И национальная идея, имеющая наднациональное содержание, может страну лишь расколоть. «Куда ни кинь, везде клин».

Царская Россия была страной с «государственным» православием. Россияне иных конфессий – да, они были вместе с русскими и, в то же время, несколько в оппозиции. Воевали и вместе против общих врагов, но и друг с другом. Конфессиональные права иноверцев уважались, в то же время, была и дискриминация, и ситуации «добровольно-принудительного» перехода в православие. В общем, картина была сложной и противоречивой, но жили. Но стержнем, на котором держалась страна, было, всё-таки, православие, а не что-то компромиссное или «синтетическое».

Советская Россия предложила всем «обратиться в коммунизм». Он, как раз, был предложен в качестве «общего знаменателя», отсутствовавшего в царской России. Но в данном качестве испытания не выдержал. Хотя свою роль стержня до определённого времени выполнял.

А также, в обоих случаях стержнем были русский народ, русский язык, русская культура.

И о «меньшинствах». И наш, и зарубежный исторический опыт, всё-таки, показывает, что общество не может стать монолитом. И возможно, неудобная истина в том, что для сохранения страны требуется некий «мейнстрим», которому будет следовать большинство. Остальные же, если не хотят изменять своей идее, обречены на пребывание, в большей или меньшей степени, в неких «резервациях», «на отшибе», в «катакомбах». Ну, пусть будет – в оппозиции. Ситуация усложняется тем, что и «мейнстриму» желательно быть в катакомбах (см. выше).

Сразу следует оговориться – не стоит обольщаться западным «прогрессивным человечеством». У них на данный момент либеральный мейнстрим (а был и католический, и протестантский, и националистический).

И, если говорить, например, о взаимоотношениях с религией, то священник, назвавший гомосексуализм грехом, может «сесть» (а ведь по-другому назвать вера не позволяет; что же ему делать?). А атеист, которого не взяли на работу священником, может подать на церковь в суд по поводу дискриминации по религиозному признаку при приёме на работу.

Ситуация не нова и, тем более, не уникальна. В Древнем Риме, например, тоже была свобода вероисповедания. Однако с одним условием – поклоняться императору как божеству. И к христианам были «толерантны» - да веруйте, на здоровье, в своего Христа, только императора тоже не забудьте. Ах, вам вера не позволяет обожествлять императора? Ну, это ваши проблемы.

Попутно следует отметить, что ситуация с «меньшинствами» (любыми «меньшинствами»), по сути, неразрешима. Можно пойти по пути создания режима наибольшего благоприятствования им, вплоть до явного ущемления большинства. Но меньшинство всё равно не будет удовлетворено. И по-своему оно будет право. Ибо не тем оно, на самом деле, недовольно, что его как-то ущемляют, а тем, что «мейнстрим» принадлежит не ему. Тем, что оно является меньшинством, а не большинством.

У нас же сейчас идейного «мейнстрима» просто нет. После падения коммунизма и СССР – смутное время и новый раскол, посложнее того Раскола. На данный момент никто – ни православные (ни, тем более, представители других конфессий), ни коммунисты/социалисты, ни либералы, ни националисты (тем более – в каких-то крайних проявлениях) не имеет сил для того, чтобы сделать господствующей свою идею.

Так что, проблема в нашей многоконфессиональности, а то бы строили себе спокойно некий «православизм» или «христианизм»? Нет. Многоконфессиональность создаётся постоянно. Достаточно вспомнить наши же «ересь жидовствующих» 15-го века или Раскол века 17-го. А также отход от православия – даже не в ислам или буддизм, а в масонство и атеизм, начиная уже с 18-го века. Общество обречено на трения и расколы.

В свою очередь, власть не может откровенно взять чью-либо сторону. И не надо преувеличивать её возможности. Она – просто зеркало общества. Такая вот – полулиберальная – полуправославная, но, тут же, с реверансами в сторону «многоконфессиональности», с лояльностью к советскому прошлому и идеями «реинтеграции на постсоветском пространстве», но и не чуждая идеи «россиянской» идеологии с единой нацией «россияне (в границах РФ)».

Чтобы не преувеличивать силу нашей власти, давайте представим, что она всё же взяла чью-то сторону. «Итак, мы – православная страна» (вариант – «мы строим коммунизм», «мы …»). И что будет? Ну, принимала она уже сторону либерализма в 90-е гг., и пришлось отказаться.

И ещё одна неприятная вещь. В подобной ситуации проще всего просто гнить. Чем тоже занимается и общество, и власть.

Итак, вырисовывается безвыходная ситуация. И ссылки на то, что «живут же как-то другие» (хоть западные страны, хоть Китай) тоже несостоятельны.

Во-первых, всё-таки, не «живут», а «жили». Посмотрим, что будет в ближайшие несколько лет. В Европе сепаратизм существует и даже усиливается. В США – появились признаки и, кроме того, идёт накопление предпосылок раскола.

Во-вторых, наш идейный раскол сильнее, чем у них. Это довольно очевидно, так что мы в более уязвимом положении.

Кстати, гниение, как ни плохо оно, но до какого-то предела может выполнять и защитную роль. Постольку, поскольку равнодушие к идеям успокаивает обстановку. Но, естественно, закончиться в итоге это может только «кладбищенским покоем», и довольно быстро.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------

 

 

 

 

 

Выход есть

 

Так что делать? Получается, что плохо вообще всё, - и наличие общенациональной идеи, и её отсутствие, и попытки создать новую идею, и идейная «конкуренция», и идейная «монополия», и «глобальность» идеи, и её «национальность».

Да, в определённом смысле - так и есть. Более того – ещё не вся «порция» плохого выдана, не все противоречия и линии напряжённости обозначены, чуть ниже будет ещё. Ещё точнее – не обозначен ещё главный «негатив».

Но пока скажем, что нет худа без добра, и худо можно «переплавить» в добро. И некоторых вещей нужно просто перестать бояться, поскольку их бояться не следует. Более того, можно даже сейчас попробовать ответить на вопрос, «зачем мы вместе собрались» (пусть это пока не «полноценная» идея), нам и вместе, при всех наших различиях, есть, что сказать миру.

Из того, что мы в опасной ситуации «разброда и шатания», которую надо преодолевать, ещё не следует, что наше бытие «здесь и сейчас» лишено смысла, оснований, потенциала развития и движется лишь по инерции. Это не так.

Попробуем изложить, и даже по пунктам, что следовало бы:

1.            Осознать факт, что общество обречено на трения. Их нельзя устранить. И это, кстати, не только плохо, но и хорошо. И наоборот, отсутствие конфликтов – не только хорошо, но и плохо.

2.            Перестать искать какую-то новую национальную идею. У нас они уже есть. Ни одна не доминирует, идеи «конкурируют». Избавиться от конкуренции возможно, лишь если пересилит какая-то одна (пусть уж каждый просто продвигает ту идею, которой сам придерживается), но не конструированием какой-то «общепримиряющей» идеи. Тем более, таким «конструктором», пожалуй, может стать лишь человек, сам ни во что не верящий. А чтобы эта конкуренция не «разнесла» страну (при активной поддержке «зарубежных спецслужб» и «мировой закулисы») – пока надо просто искать точки соприкосновения; да пусть хоть будет – общего врага, тем более, они и не скрывается. Кстати, как показывает и наш исторический опыт, страна в результате борьбы идей, хотя и переживала тяжёлые потрясения (будь то Раскол или революция с гражданской войной), но не развалилась. Похоже, напротив – внутренняя борьба переплавлялась в развитие. И напротив, распад (распад СССР – далеко за примерами ходить не надо) – результат, всё-таки, гниения, а не столкновения неких «идейных фанатиков».

3.            Нашу конкуренцию идей превратить в нашу сильную сторону.

4.            Правильно расставлять приоритеты. Мы в положении, когда с большой вероятностью надо будет выбирать или-или. Не надо перебарщивать со страхом, но ситуация действительно жёсткая.

Всё-таки двуглавый орёл на нашем гербе – символ очень ёмкий. Хотя он присутствует не только на нашем гербе, но другие пусть интерпретируют, как им нравится, а мы даём своё толкование для себя.

Обычно его понимают как двойственную западно-восточную или европейско-азиатскую сущность России. Но, если говорить о национальной идее, обнаруживается ещё целых две «двойственности» нашей страны:

1.            С одной стороны, Россия – «полиэтническая, многоконфессиональная…» и проч., с другой же – Русская земля и даже Святая Русь и оплот православной веры. Надо выбирать – или-или? Вот ещё одно неразрешимое (?) противоречие. Если надо выбирать, то в современном мире с его современными ценностями - понятно что. И понятно, в то же время, чем этот выбор обернётся для России, где русское начало будет сведено к одному из локальных начал.

2.            С одной стороны, без общей идеи нельзя, и она должна господствовать, прямо или косвенно, вольно или невольно, сильно или слабо, но, всё-таки, подавляя остальные. С другой стороны, она должна господствовать деликатно, почти из «катакомб» (выше об этом уже говорилось).

Что делать? Как разрешать эти противоречия? Вероятно, никак. С ними надо жить. Более того, они, может быть, и необходимы для бытия и развития страны. Хотя бы потому, что до некоторой степени «погружённая» идея устойчивее. Мы же и это проходили. На примере и царской, и советской России, где национальная идея становилась государственной идеологией. После чего, переставала быть национальной идеей, или, по меньшей мере, сильно обесценивалась в глазах этой самой нации. Выходит, национальная идея и государственная идеология - это разные вещи. И государство может «всё опошлить».

А потом, когда бьют по государству с его идеологией, под ударом вся страна. Государство – носитель идеологии. А народ – не носитель идеи (во всяком случае, данной идеи), он «передоверил» её госаппарату. В результате распад государственной машины влечёт и распад страны.

В принципе, эта многомерная двойственность или даже множественность, хотя и создаёт внутренние конфликты, но одновременно представляет собой ряд «отсеков» или «поплавков». Будет поражён один – страну будут держать другие.

Но это всё «оборонительные» аспекты. Есть, к счастью, и «наступательные». Наша многозначность даёт нам возможность и многовекторного позиционирования себя в мире.

Россия пока великая страна, причём сразу по ряду «направлений» и в различных масштабах:

Россия – великая европейская страна.

Россия – великая азиатская страна.

Россия – великая евроазиатская страна.

Россия – великая славянская страна.

Россия – великая христианская страна.

Россия – великая православная страна.

Россия – страна с великим и уникальным наследием коммунистических идей, с опытом великой попытки создания праведного жизнеустройства.

Россия, наконец, что нуждается в отдельных пояснениях, и великая мусульманская страна. Даже не потому, что мусульман много, а именно потому, что за ними великая страна. Не так давно Россия на правах наблюдателя вошла в Организацию Исламская конференция (ОИК). Наверно, мусульманским странам Россия интересна в качестве партнёра. Но вряд ли им были бы столь же интересны отдельно взятые Татарстан или Дагестан. Хотя там мусульман большинство, а в России в целом – 10-15% населения.

И наша «многовекторность» хорошо сочетается с одной нашей часто заявляемой идеей – «многополярного мира». Идеей, имеющей, на самом деле, мощное религиозное наполнение, причём общее для разных конфессий, для «религий Книги» - во всяком случае. И, в то же время, не враждебной атеистам.

«Многополярный мир» - это альтернатива глобализации в том виде, в котором она продвигается, где конечная точка – превращение мировой экономики (и мира в целом) в некую Суперкорпорацию, а людей Земли – в работников и, одновременно, потребителей продукции этой Суперкорпорации. Да, это «конец истории», и это конец всех идей, кроме разве что «идеи» лояльности Суперкорпорации и её товару.

Многополярный же мир предполагает содружество народов, «сообщество сообществ», сохранивших себя. Но сохранить себя – значит, сохранить идею, прежде всего, а не костюмы и кухню. Надо сказать, что к «этнической атрибутике» Суперкорпорация как раз лояльна. Она может даже всячески поддерживать «этническое» начало. Именно как противовес идейному.

Такой парадокс. Казалось бы, она воюет именно с национальным своеобразием, а кто против неё, должен его отстаивать. Однако давайте спросим:

Россия – это православная вера, Александр Невский, Пушкин, Достоевский, или valenki, vodka & matryoshka?

Китай – это Лао Цзы или утка по-пекински?

Арабский мир – это Коран или бедуин на верблюде, позирующий туристам?

Германия – это Кант с Гегелем или пиво с сардельками?

и т.д.

Так вот, ничего против валенок, сарделек и верблюдов Суперкорпорация не имеет. Напротив, хорошие локальные «бренды», на них и деньги можно делать. А главное – способ удовлетворить национальное самолюбие, дав ему «нужную» пищу. Забудьте о Достоевском, гордитесь водкой.

А в чём же, всё-таки, глубокие религиозные корни идеи «многополярного мира»? Дело в том, что на каком-то этапе истории эта глобализация с Суперкорпорацией, вероятно, сложилась. И началось строительство Вавилонской башни. И тогда Бог смешал языки, и люди разошлись по миру. Бог сделал человеческое общество «многополярным». Так что концепция «многополярного мира» - это охрана Божьей воли. Недопущение нового Вавилонского столпотворения. Ни больше, ни меньше.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------

Тем не менее, следование идее не терпит лицемерия. И нельзя не задать себе вопрос – а что, нам самим так дорога многополярность эта? Не потому, что мы слишком слабы и не можем стать единственным полюсом, а именно потому, что находим её благом. Например, если мы православные, мы считаем благом, что кто-то придерживается, скажем, ислама?

Мы ведь считаем свою веру истинной (каждый считает свою веру истинной, и атеисты тоже – и свою «веру в отсутствие Бога», и частные, например, политические убеждения), а значит, остальные – большим или меньшим, но отклонением от истины. Или, пусть будет, неполной истиной. И отступать от этого принципа нельзя, вера не велит.

Так что, нет иного пути, кроме войны? В худшем случае – жёсткой, до взаимного смертоубийства, в лучшем – «мягкой», в форме теологических (идейных) споров и проповедей.

Да, «мягкой» войны не избежать. Иначе наши вера и убеждения таковыми не являются. Но возможна ли не только война, но и союз? Иными словами, православная (например) картина мира может рассматривать наличие других вер как благо при одновременной оценке их как большего или меньшего, но заблуждения?

Сложный вопрос, для богословов и философов, но попробовать ответить, всё-таки, надо каждому. Мы все живём рядом со сторонниками других вер и убеждений, соприкасаясь с ними постоянно. Всюду философов и богословов не расставишь, как постовых милиционеров. Которых тоже всюду не расставишь.

Причём речь о не «толерантности». Она может означать лишь одно из двух – или, скрипя зубами, терпеть, или отказаться от вер и убеждений. Причём терпеть в ряде случаев тоже означает этот отказ. То есть «толерантность» - это лицемерие или капитуляция или и то, и другое одновременно. Надо отвечать «да» или «нет».

Мой «вариант ответа» - всё-таки, «да». Православная (например) картина мира может рассматривать наличие других вер как благо.

Во-первых, вера, хоть и другая – это путь (или попытка пути) вверх, к постижению высших истин, духовный поиск. Какая-то идея, какой-то поиск лучше полного их отсутствия. Лучше быть иноверцем, чем, говоря на современном сленге, «овощем». А в мире, где людей активно превращают в «овощей», человек с идеей, пусть и другой, может стать союзником просто потому, что у него вообще есть идея. Сама «идейность» может стать идеей, которую надо отстаивать.

Возможно, для Средневековья это не было актуальным, люди горели разными идеями: кто «никонианин», кто старовер, кто католик, кто протестант, кто мусульманин, кто иудей. Каждый веровал и был готов за веру и убивать, и умирать. А сейчас ситуация «немножко» другая.

Во-вторых, надо задать себе вопрос – если наша вера истинна, почему же не все её придерживаются? Вероятно, потому, что и наша вина здесь есть. Иноверцы как посмотрят на нас, так для них истинность нашей веры становится совсем неочевидной. То есть они – наше зеркало, отображающее наши же пороки. То, что мы сами, по сути, не следуем своим же канонам.

Пожалуй, одно из самых мудрых произведений на тему веры и её проповеди – «На краю света» Н. Лескова. Коротко для тех, кто не читал. Герои повести – православные миссионеры-монахи проповедуют веру среди сибирских народов. Прямо народ не называется, но по косвенным признакам можно судить, что это алтайцы, тувинцы, хакасы или некий «собирательный образ» народов, живущих примерно между Алтаем и Байкалом. Это не мусульмане, а «нецивилизованные» оленеводы с наивными языческими верованиями. И то, христианская проповедь сталкивается с большими трудностями. И самой серьёзной проблемой становится, что от крещения зачастую отказываются самые честные и совестливые люди племени, а принимают его жулики, христианство воспринимающие как возможность «списать» любой грех, покаявшись священнику. Что, в свою очередь, отвращает от принятия христианства честных людей.

В-третьих. Может быть, это самая важная сторона. Конечно, Бог в Вавилоне смешал языки, но не веры, и никогда не предписывал людям веровать по-разному. Однако то, что с языковым размежеванием наступило и идейное, тоже может быть частью замысла.

В каждой вере и идее «что-то есть». Нет, не в смысле «истинности каждой религии» или какой-то «синтетической» веры.

А в каком смысле, указание, пусть и косвенное, есть и в Евангелии. Когда пришёл Иисус, носителями истинной веры были евреи. Но именно евреи, причём ведомые своими религиозными вождями, от Иисуса отвернулись, а откликнулись на апостольскую проповедь язычники.

Но раз язычники откликнулись, значит, у них было, чем откликнуться. Значит, что-то было в их мировоззрении. Собственно, об этом прямо говорится в «Деяниях апостолов» - «неведомый бог» греков. И дело не в том, что этого «чего-то» не оказалось у иудеев (у них оно было в ещё большем «количестве»), а в том, что оно оказалось у них повреждено, «пришло в негодность», а у греков – нет.

Может быть, это своеобразная «маскировка». И другие веры – те же запасные «поплавки», своего рода «схроны», где крупицы истины «дремлют» и, когда надо будет, «проклюнутся» и вырастут.

Можно провести и другую аналогию, хотя многих она можно покоробить. Однако в данном случае сравниваются не личности, и даже не идеи, а просто ситуации.

Маркс «проповедовал» западным европейцам. Россию же в качестве «авангарда революции» он не рассматривал; более того – к России и русским (и вообще восточноевропейским народам) относился, прямо скажем, без симпатии. Но его «проповедь» принесла плоды именно в России, а не в Западной Европе.

Что же до развития коммунистической идеи на российских просторах, то и здесь свои аналогии, хотя они, тем более, могут встретить жёсткое отрицание. Однако высказываю своё, естественно, частное и субъективное мнение.

Когда марксистское учение получило развитие в России, мы стояли на исторической развилке, переходящей в вопрос «быть или не быть». Разрушение традиционного общества с резким обострением социально-экономических проблем, вопрос, что придёт на смену ему и, в качестве «варианта ответа» - да, «звериный оскал дикого капитализма» и социал-дарвинизма. Экспансия западных корпораций и нарастающая борьба уже между западными державами, куда была втянута Россия.

Острейшие вопросы справедливого жизнеустройства и развития. Народные чаяния того и другого. И несколько иные чаяния «элиты» (примерно те же, что и сейчас – чтоб нам «жить как на Западе»).

Первое слово здесь должны были сказать не политики и «хозяйственники» (они – уже после), а идеологи. А кому органично быть идеологам в православной стране? Кому естественно выступить выразителем чаяний и интересов народа, его заступником и предводителем? Наверно, православным «первосвященникам». Тем более, идеи социальной справедливости, безусловно, в русле православного вероучения и могут быть интегрированы им.

Но «первосвященники» выступили несколько по-другому. Или, может быть, просто не выступили никак. Можно сказать, что Церковь – «вне политики», но даже сейчас такое утверждение выглядит не вполне убедительным, а уж в стране с «государственной религией» - тем более. «Вне политики» Церковь никак не была. А Синедрион в древней Иудее – неужели тоже был «вне политики»?

Сходство, пусть и несколько карикатурное, обнаруживается и в том, что на Руси нашёлся даже отверженный Церковью «пророк» в лице Льва Толстого.

В итоге от имени народа, как известно, выступили другие, и произошло то, что произошло. И разве нет никакого сходства разрушенных храмов на Руси с разрушенным иудейским Храмом?

В общем, ситуация, которую сам Христос назвал: «нет пророка без чести, кроме как в своём отечестве» довольно часта. Можно вспомнить и другие, не столь острые и болезненные для нас примеры. Скажем, Будда был индиец и проповедовал среди индусов. Но в Индии его учение не получило развития, а распространилось в сопредельных странах.

В-четвёртых (или в продолжение «в-третьих») есть, возможно, и такая сторона. Мы говорим, что полнота истины – в православно-христианском вероучении. Но мы, с другой стороны, этой полноты вместить не можем. У иноверцев же в руках лишь «кусочек» истины, но, быть может, они свой кусочек видят лучше, чем мы - свою полноту? То есть понимание каких-то частных аспектов у них может быть проработано лучше и, парадоксальным образом, сторонники других вер и идей могут помочь нам лучше понять свою. Возвращаясь, хотя бы, к примерам выше – христианам нечему поучиться у марксизма?

Всё это к тому, что, в принципе, другие веры и другие идеи могут рассматриваться как благо, и надо беречь идейных оппонентов (конечно, не всех). Притом, что с ними, отстаивая свою веру и свою идею, конечно, надо и бороться. И это рассуждение может примерить на себя каждый убеждённый в своём «credo», не только православный христианин.

В то же время, складывается впечатление, что именно православие следовало (и следует) в русле этого суждения. То, что я говорю это сейчас (если, конечно, я прав), не означает, что этого не понимали раньше.

Можно сравнить проповедь своего учения православием и всеми остальным – причём, и религиозными, и секулярными концепциями.

У католиков, тем более – у протестантов, и уж тем более – у мусульман, проповедь настойчива и местами переходит в настоящую жёсткую «агитацию и пропаганду». То же можно сказать и о проводниках светских идей – будь то коммунисты, либералы, нацисты… Непохоже, чтобы кто-то был способен считать благом наличие иных “credo”.

У иудеев позиция диаметрально противоположна – никакой проповеди. Несколько необычно, ну да они в своём праве. И позиция также чётка.

А у православной церкви – некоторая, на первый взгляд, нерешительность. Да, миссионерство всегда было. Но не сравнить с активностью миссионерства у других. А у того же Н.Лескова в упоминавшейся повести «На краю света» один из главных героев – монах, отказавшийся (и вполне обоснованно) он миссионерской деятельности.

Но вряд ли это нерешительность. Скорее, взвешенность. Интересная ситуация описана уже в современной жизни – рассказ священника Ярослава Шипова «Мусульманин». Электронная версия:

http://www.pravpiter.ru/pspb/n131/ta014.htm

Вполне возможно, что по отношению к проповедникам других вер и идей я несправедлив, и они также способны к подобному подходу (во всяком случае, мулла в рассказе Ярослава Шипова, видимо, тоже его придерживается). Тогда приношу извинения и, тем лучше.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------

«Выхода нет» - 2

 

Ну да, не просто лучше, а настолько хорошо, что теперь непонятно, причём здесь, например, Россия, причём здесь русские, причём здесь другие народы страны. Все могут дружить со всеми (точнее – кто угодно с кем угодно). И «бороться за мир во всём мире».

Вопрос можно поставить в ещё более жёстком аспекте. С.Е. Кургинян в цикле статей «Медведев и развитие» справедливо говорит о том, что ценности могут быть «несовместимыми с потерей суверенитета» и совместимыми с ним. Естественно, что с этих позиций можно задать вопрос, насколько, допустим, православная идея, а также идея «защиты многоидейного мира» несовместимы с потерей Россией суверенитета.

Другая сторона – о «чьей», всё-таки, идее речь? До сих пор говорили о России и её народах, преимущество русском как «системообразующем». Но в течение 20 века впервые сложилась ситуация, когда несколько десятков миллионов русских людей живут за пределами государства Российского – первая волна эмиграции после революции, вторая – начиная с «перестройки» 80-х; около 20 миллионов русских в республиках бывшего СССР. При этом, наверно, уместно говорить не только об «этнических» русских, но и всех, связывающих себя с русской, а также советской культурой. Мы считаем возможным и необходимым «идейно связать» этих людей с нами или всё только «в пределах РФ»?

Как ни странно, но именно на последний вопрос можно уверенно ответить утвердительно. Потому, что «идея для РФ» сталкивается с теми же проблемами.

Что за общность - люди (жители, граждане, народы) РФ, принципиально отличающаяся от своих «бывших» соотечественников? Для нас территория РФ чем-то «священнее» территории СССР?

Так что, если развалился СССР, то почему бы не развалиться и РФ? Именно на такую постановку вопроса выводит разговор о российской национальной идее.

Не получается ответить, что патриотизм не нуждается в какой-то обосновывающей его идее – дескать, родная земля, она родная земля и есть.

Во-первых, родной землёй была Россия в границах СССР (ранее – Российской империи, бывшей даже обширнее, особенно до 1867 г.). Всё, 25% территории уже «неродные» и не священные?

Во-вторых, родной земли всё равно осталось немало. И что, вся она родная и священная? От Балтийского моря до Берингова и от Таймыра до Кавказа? Ну да, и включая Калининградскую область и Южно-Курильскую гряду. Донбасс не родной и не священный, а Шикотан – родной и священный.

Да, так договорились. Так подписали. Зачем бессмысленно иронизировать? Но тогда получается, что патриотизм утверждается неким бюрократическим документом. Границы патриотизма и святость земли определяются бумагой с подписями определённых должностных лиц и печатями.

Но тогда, простите, родная земля – никакая не «родина – мать», а недвижимое имущество, являющееся предметом торга и соглашений. Про мать ведь так не скажешь. А про территорию своей страны – в общем-то, большого протеста не вызывает, не так ли?

Если апеллировать к, так сказать, «естественному» патриотизму, то он совсем не столь масштабен, чтобы охватить Россию, даже «в границах РФ». Интересно, что «естественный» патриотизм можно даже измерить – по сути, «в длину».

Да, он простирается на расстояние до нескольких сотен (чаще всего, первых сотен) километров. Где-то километров до 300-500, и то многовато. Это родной город (деревня) и то, что вокруг. Где привычная природа со сходными ландшафтами, привычный язык и бытовая культура. Где живёт большинство родных и знакомых. Наконец, критерием является физическая доступность. Несколько часов на поезде или автобусе, в старые времена – до нескольких суток на лошади.

Интересно и то, что большинство стран мира невелики по площади населению. В мире более 200 государств. При площади земной суши (без Антарктиды) около 130 млн. кв. км. и населении около 6,5 млрд. человек это означает, что «среднестатистическая» страна имеет площадь 650 тыс. кв. км (т.е. примерно 1000х650 км) и население около 30 млн. человек.

Это, конечно, звучит бессмысленно, учитывая наличие стран-гигантов. Ну так, исключим их из расчётов – допустим, первые десятки стран по территории и населению. Множества частично перекрываются (ряд стран входит в первую десятку и по первому, и по второму параметру), и получится менее 20 стран.

По территории в первой десятке: Россия, Канада, Китай, США, Австралия, Бразилия, Индия, Казахстан, Аргентина, Мексика. В совокупности на эти страны приходится 72 млн. кв.км., или 55% площади земной суши. Самая большая из них – Россия с площадью 17 млн. кв.км., самая маленькая – Мексика с площадью менее 2 млн. кв.км.

По населению в первой десятке: Китай, Индия, США, Индонезия, Бразилия, Пакистан, Бангладеш, Нигерия, Россия, Япония. В совокупности на эти страны приходится 3,8 млрд. человек, или 58% населения Земли. В первом в ряду Китае – 1,3 млрд. человек, в Японии – 125 млн.

Объединим их, учитывая один раз страны, попадающие в десятку и по территории, и по населению. Это пять стран мира – Россия, Китай, США, Бразилия, Индия.

Получим 15 стран: Россия, Канада, Китай, США, Австралия, Бразилия, Индия, Казахстан, Аргентина, Мексика, Индонезия, Пакистан, Бангладеш, Нигерия, Япония.

Вместе они покрывают 77 млн. кв.км. – 59% площади земной суши и вмещают 4,2 млн. человек – 65% населения Земли.

Заметим, что даже на пятёрку «двойных лидеров» приходится 47 млн. кв.км. (36% площади земной суши) и более 3,2 млрд. человек, т.е. половина населения Земли.

Иными словами, на «остальные» 200 стран (без 15 гигантов) приходится 53 млн. кв.км. и 2,3 млн. человек. То есть при более корректном подсчёте «средняя» страна на Земле имеет площадь около 250 тыс. кв.км. (квадрат со стороной как раз 500 км) и население 10 млн. человек. И среди них нет ни одной страны площадью больше 2 млн. кв.км и населением больше 125 млн.

Стран с параметрами, близкими к обоим, не так много. В Европе это, например, страны Скандинавии (Финляндия – площадь 300 тыс. кв.км., население 6 млн., Швеция – соответственно 400 кв.км. и 9 млн., Норвегия – 300 тыс. кв.км. и 5 млн.). Получается весьма любопытно – «идеальные» скандинавские страны являются, в то же время, «самыми средними» в мире по двум ключевым показателям странами. А «самая идеальная» и «самая средняя», выходит, Швеция. Учитывая, что примерно так и оно есть, результаты столь странных расчётов становятся интересными.

Однако в Европе, в целом густонаселённой, большинство стран примерно «соответствует» среднему по территориальному параметру – это, например, Великобритания (250 тыс. кв.км), Италия (250 тыс. кв.км), Германия (около 300 тыс. кв.км.), Франция (500 тыс. кв.км), Испания (500 тыс.кв.км), Польша (300 тыс. кв.км), Румыния (250 тыс. кв.км). Что интересно – остальные европейские страны по площади ещё меньше.

В целом же в Европе (не считая стран «бывшего СССР») около 30 стран общим населением 400 млн. человек на территории около 2,5 млн. кв.км. (к слову – это меньше площади одного Казахстана). То есть средняя европейская страна – это 60 тыс. кв.км. (квадрат со стороной 200-250 км) и 13 млн. человек. Ближе всего из европейских стран к этим параметрам – пожалуй, Голландия с территорией чуть более 40 тыс. кв.км. и населением около 15 млн. человек. Что интересно – ещё одна «идеальная» страна из области наших обыденных представлений о мире. Однако что-то есть в этой государственной геометрии, сам не ожидал.

Надо, кстати, отметить, что территориальный параметр важнее популяционного. Всё-таки, численность населения слишком связана, например, с природными условиями. Понятно, что в Великобритании и Швеции они заметно различаются не в пользу последней. Поэтому при не столь большой разнице в площади (причём здесь – в пользу Швеции) население Великобритании больше в 6,5 раз.

Теперь, что «творится» на других континентах.

Африка (без Нигерии) – около 30 млн. кв.км., около 900 млн. человек, примерно 50 государств. «Средняя» площадь – 600 тыс. кв.км., население – 35 млн. человек. Кстати, ближе всего к «среднеземным» показателям, но, в отличие от Европы, доказательством того, что «среднее» = «идеальное», никак не является.

Латинская Америка (без Бразилии, Аргентины и Мексики) – около 5 млн. кв.км., около 200 млн. человек, около 20 государств (вместе с карликовыми государствами Антильского архипелага – где-то 30) . Таким образом, «средняя» площадь страны – 400 тыс. кв.км., население – 10 млн. человек.

Азию представить сложно – там, по сути, небольшое число средних и малых государств просто «заполняет поры» между гигантами, если посмотреть на карту. Но можно попробовать. Без Китая, Индии, Пакистана, Бангладеш, Индонезии и азиатской части России Азия – это примерно 15 государств на площади около 5 млн. кв.км. с общим населением около 500 млн. человек. В среднем – 350 тыс. кв.км. и 30-35 млн. человек на государство.

Осталась Океания. Мириады островов в центральной, западной и юго-западной части Тихого океана. Десятки (а не пять, как в Европе) карликовых государств, каждое площадью суши до нескольких тысяч кв.км и населением до десятков тысяч (максимум – сотен тысяч) человек. Правда, каждое государство – это группа островов, между которыми до нескольких дней пути.

В итоге всех этих манипуляций с мировой статистикой мы можем предположить, что большинство стран мира создано «естественным» патриотизмом. Кстати, если вспомнить Русь и Европу Средних веков – «эпохи феодальной раздробленности» (видимо, в Западной Европе эта эпоха продолжается; можно предположить, что ей она вообще имманентна), мы видим примерно те же территориальные параметры.

Московское или Тверское княжества по площади – это как раз средние европейские страны.

Причём «средние» и «естественные» европейские страны весьма привлекательны. Они, безусловно, многого достигли в социально-экономической сфере. Они создали очень уютный уклад жизни; они, кстати, сплочённы и патриотичны. У них «собственная гордость» без каких-либо «комплексов». И без каких-то там идей.

Можно даже выдвинуть такое предположение – противоестествен «гигантизм», имперское строительство. И оно проходит, как волна, а затем территория снова расходится на естественные общности.

Заметим, что развитие ситуации в мире играет именно на такой подход. У упоминавшегося выше С. Кургиняна в той же работе есть понятие «глокализация» - так сказать, гибрид глобализации с локализацией. Глобализация разрушает национальные суверенитеты, размывает империи, но не воюет против провинций. Напротив, берёт их в союзники – как это было с сепаратизмом в Югославии, как это было с поддержкой «борцов за свободу» в Чечне, с «борцами за свободу Тибета» и т.д. и т.п.

На это же работает и мироощущение многих эмигрантов, тоскующих не по родной стране «вообще», а по родному уголку этой страны. А эмиграция в мире нарастает. Вместе с глобализацией, это неизбежно. Эмигрант, конечно, «ищет, где лучше», иначе бы эмигрантом не стал. Более того, зачастую он эмигрирует по политическим мотивам, не разделяя путь, которым идёт его «большая родина».

Но ничто человеческое ему не чуждо. И он страдает, но не по родной державе (от родства с которой он, в некоторых случаях, даже с проклятиями отрёкся), а по родной долине или родной улице. Которую он может противопоставить тому большему, во что она включена. Так мировоззрение эмигранта становится фактором «глокализации». И это тоже одна из сторон того, как «Суперкорпорация», воюя с «державным», берёт в союзники локальное.

«Великодержавники» получают и ещё один удар. Все, наверно, помнят, как без малого 20 лет назад они, пытаясь противостоять распаду СССР, обращали внимание «западников» на любезную им Европу: «Смотрите, Европа объединяется, а мы…».

Мало того, что этот аргумент не помог тогда. Сегодня этот аргумент им (нам, точнее – я тоже в компании «великодержавников») возвращается. «Евроинтеграция» трещит по швам, в дополнение к активизации традиционного сепаратизма – фламандского, ольстерского, баскского и т.д. Видите, хотели европейцы построить империю (причём площадью не с Россию, а где-то между Казахстаном и Аргентиной), и ничего не вышло.

Впрочем, аргумент был негодным. Нечего на Европу кивать, тем более тем, кто в других случаях говорит, что она нам не указ.

Но данное, с позволения сказать, небольшое исследование, даёт дополнительные доказательства в пользу того, что «естественным» и «безыдейным» образом Россия не проживёт.

А вопросы остаются и даже нарастают:

1.                        Какая идея, и каким образом, может «собрать» большую страну?

2.                        А большая страна – это вообще благо или совсем наоборот (тем более, раз уж разговор об идее – благо ли это в «идейном» смысле, если не включать чисто прагматических аргументов о природных ресурсах и т.п.)?

3.                        Наконец, сохранить, тем более, «собрать» сверхдержаву – это не значит «переть против рожна» истории?

4.                        И такой аргумент «от лукавого» - вы тут говорили о православии, о коммунизме. Ну так, во-первых, эти идеи наднациональны. А, во-вторых, зачем вам вообще великая идея? Если ради поиска Истины – тогда понятно. А если это всего лишь служебное средство сохранения большого массива «недвижимого имущества» - то это лицемерие.

Есть ответы? При этом, честные.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------

 

Выход всё-таки есть

 

Ответы есть.

Во-первых, если говорить, сначала даже не об «идейности», а о естественности и исторической преемственности, то «большая» Россия – не «в границах Московского княжества», а «от южных морей до полярного края», вполне может «предъявить права» на жизнь.

Исторические хроники свидетельствуют, что 1000 и более лет назад в орбиту Руси и правда была вовлечена территория, как минимум – от Ладоги до княжества Тмутараканского, расположенного на Таманском полуострове, т.е. в Предкавказье.

В дальнейшем Русь только росла. Да, страна пережила политический распад в 12 веке. Но следует вспомнить, что ему предшествовало серьёзное расширение – колонизация тогдашней Северо-Восточной Руси, т.е. нынешнего центра европейской части РФ с Москвой в середине. Удержать политическое единство на столь обширной территории в условиях 12 века просто сложно.

В целом же Россия росла, можно даже сказать – неуклонно, в течение 1000 лет, территориально - вплоть до середины 19 века. Если же говорить о 20 веке, то территориального расширения как такового не было, не считая возврата потерянного в результате революции.

Попутно следует отметить, что в результате революции были потеряны и не возвращены Польша и Финляндия. Однако они и не были полноценно включены в состав России. Интересно, что степень автономии Княжества Финляндского в составе России, где у неё была своя валюта и таможня, была выше, чем нынешней Финляндии – в составе ЕС, где у неё нет ни того, ни другого. Автономия же Польши также вряд ли была ниже, чем советской Польши от СССР, да и нынешней Польши – опять же, в составе ЕС. Не говоря о том, что Польшу нам в 1815 г. просто «навязали» в рамках «Священного союза».

Однако пространственный рост и в 20 веке был, причём сразу в трёх аспектах:

1. Усиление влияния в мире.

2. Освоение Арктики с включением большей части акватории Северного Ледовитого океана практически в состав страны.

3. Освоение космоса.

Вероятно, Россия – уникальный в мировой истории случай столь длительного и устойчивого роста, причём до состояния самой большой и, по ряду научно-технических показателей – самой развитой, страны мира. Как минимум, за последнюю 1000 лет, то есть одновременно с нами, такого не наблюдалось больше нигде.

Да, мы – уникум. Да, не стоит мерить себя общим аршином, если он вообще существует. К слову, тут есть чему поучиться, например, у евреев. Они же не «комплексуют», что «одни шагают в ногу, когда весь мир не в ногу». Хотя их всего 15 миллионов. А что, большинство всегда право, и Истина устанавливается голосованием?

Пусть даже империи противоестественны, но мы-то противоестественны и на фоне других империй. Минус на минус даёт плюс, так сказать. Другие империи и правда проходили по лицу Земли как волна. А мы росли как дерево, росли «…со скоростью травы и в ритме сердца. Мы народ. Мы живем медленно и вечно. Как самшитовый лес. Корни наши переплелись, и кроны чуть колышутся. Мы все выдержали и от всего освободимся. Шеи у нас бычьи. Терпение как у ящерицы в засаде. И герой наш не воитель на белом коне с саблей. Но и не визгун с мокрыми штанами. Не полубог, живущий во дворце, но и не отшельник, жрущий кузнечиков. А герой наш похож на старого Кутузова, который ничего плохого не пропустит, но и ничего хорошего не упустит. Мы народ. Мы живем вечно и медленно, как самшитовый лес. Корни наши переплелись, стволы почти неподвижны, и кроны тихо шумят. Но весь кислород жизни - только от нас, и будущее небо стоит на наших плечах. Мы народ. Опорный столб неба». (Михаил Анчаров, «Самшитовый лес»).

Во-вторых, сложно отрицать, что «опорным столбом» страны была идея – наднациональная, «над-естественная» и надземная. И до 20 века, и в 20-м. Она не создавалась для расширения территории страны, но она её расширяла. И без идеи не было бы великой страны.

Идея толкала людей вперёд. Причём границ расширению никто не устанавливал. Дошли до Тихого океана, но перешли и океан, и Аляска стала русской. Кстати, не только Аляска, а всё восточно-тихоокеанское побережье до нынешней Калифорнии.

Границы «естественного» патриотизма тоже расширяются. «Сибирь ведь тоже русская земля…». А разве нет? Земля, где, например, родились Шукшин и Распутин – не русская? И их герои - сибиряки не русские? Смешная мысль. А когда-то не только Сибирь была «краем света», но и место, где сейчас Москва, было «залесской украиной».

И дело не только в том, что землю обживают. Она ведь становится не только родной, но и святой, священной. Причём не только православную Русь называли святой, но и советскую землю – священной, «не постеснялись» и даже не побоялись показаться смешными с позиций диалектического материализма.

Да, есть метафизика земли. И не только языческая, где земля – это и «мать - сыра земля», и могилы предков. Понятие святой земли есть и в Библии. И, что важно, не только святой, но и проклятой.

Человек освящает свою землю через свою идею своими делами. Освящает, в то же время, значит, что и посвящает. Богу. Пусть будет – своей идее.

Идея нужна не для приобретения земли. И идее земля нужна не как «ресурс», помогающий её реализации. Идея требует посвятить ей землю, поднять землю к небу. И земля, где живёт народ, «одержимый» идеей, становится священной. Становится храмом.

Бог заповедал Адаму возделывать землю. Однако Он же после грехопадения сказал Адаму: «проклята земля за тебя». Стало быть, в силах человеческих не только освятить, но и осквернить землю. И тогда она, быть может, она и правда перестаёт быть святой.

Так что святая русская земля – это и Калининградская область, и остров Шикотан. Отнятая, кстати, у тех, кто осквернил её своими исключительно грязными идеями, и освящённая уже нами.

И, естественно, тем, что свято – не торгуют. А торговля карается высшими силами. Продажа своей, святой, земли – это примерно то же, что продажа… ну, например, нательного креста или иконы. Тем более, что на земле кто-то живёт, а значит, прямо или косвенно, но продают и их. Вместе с их крестами, иконами и храмами.

Выше уже не раз упоминалась Аляска. Интересна дата её продажи – 1867. В стране (или на страну) что-то надвигается. Жуткое, мерзкое, уж во всяком случае – переломное. О чём говорили, писали, Достоевский в «Бесах» и других произведениях, и другие говорили и писали.

Незадолго до этого отменили крепостное право. Хорошо, хотя и тут, как известно, не всё просто - «цепь великая», порвавшись, ударила не только по барину, но и по мужику. «Идёт развитие капитализма», потихоньку показывающего свой хорошо уже известный (вновь вспомненный) оскал, и мурло тоже.

И тут «в дополнение» ко всей этой и без того непростой и неопределённой ситуации – продажа родной земли. Не потеря в бою с превосходящими силами противника, не по силой навязанному договору, а именно продажа. Святой русской земли. Где, вообще-то, поселились русские люди (и до сих пор остались), где туземцы обращались в православие (и до сих пор остались православные алеуты). Где проповедовал святой Герман Аляскинский.

Давайте сейчас представим, что решили продать Байкал. Камчатку. Алтай. Сейчас, на новой волне патриотизма, такое уже вряд ли предложат. Однако чем лучше продажа Аляски? Её можно объяснять какими угодно практическими соображениями. Ну и что? Давайте предложим продать Байкал за, скажем, $ 1 трлн. Мало? Тогда за сколько «нормально»? Да ни за сколько. За разговоры об этом – да, в морду дать нормально. Даже сейчас, при нынешней расхлябанности идей и чувств, мерзость предложения чувствуется.

А с Аляской не чувствуется? Да, это было давно. Да, как-то она далековата, за океаном. Эффект восприятия. Да, и неохота бросать тень на Александра II – всё-таки, царь – освободитель, к тому же убитый террористами. Но получается, что с Аляской произошла мерзость, даже с сегодняшних позиций глядя. И, может, именно с неё всё прочее и началось?

И, отдельно, о прагматических соображениях. Продажу Аляски можно объяснять ими, но ведь дело в том, что, следуя прагматическим соображениям, до неё бы даже не дошли. Даже до Урала не дошли бы. Вообще России бы не было.

Где-то ходит то ли сказка, то ли быль, что-де Маргарет Тэтчер сказала, что «экономически оправданная» численность населения России – 50 млн. человек. Кто бы это ни сказал и кому бы ни приписал высказывание, похоже, что оно родилось из сравнения с Канадой – страной, по сути, идентичной нам по территориальным и природным параметрам. Только, в отличие от нас, «нормальной» и «цивилизованной».

Население Канады при территории 10 млн. кв.км – 30 млн. человек. 90% из них живёт на юге страны, в 100-километровой зоне вдоль границы с США. Севернее – только добывают сырьё.

Стало быть, нам, с нашим климатом и пространствами, нужна «канадская модель». Применительно к России (в границах РФ) с территорией 17 млн. кв. км это означает именно 50 млн. населения. Причём 45 млн. должно жить в Черноземье, на юге Сибири и Дальнего Востока.

Так бы и сложилось, если бы люди России действовали прагматично. Правда, России не было бы. Она была бы разрезана другими странами и превращена ими в сырьевые придатки. А русские поглощены другими народами, в частности – китайцами.

К сожалению, придётся продолжить «о мерзости». Да, Аляска была продана. А что, разве в 1991 г. четверть российской земли не было распродано? По сути это ведь договоры купли – продажи. Святой земли, священной земли. И тоже с людьми. Боюсь, за это ещё придётся платить.

В советское время, с другой стороны, тоже умудрились много чего осквернить. Иначе, возможно, не было бы и этой, вероятно, самой крупной в мировой истории сделки купли-продажи «недвижимого имущества», что формально была подписана в Беловежской Пуще 08.12.1991 г.

Если пытаться метафизическое осмыслить рационально, то с большой вероятностью платить придётся как раз Дальним Востоком и Сибирью. Когда говорят, что не надо реинтеграции (причём многие русские патриоты тоже это), то не учитывают, среди прочего, две вещи:

1.                                                                Какой стране легче удержать свои земли – много- или малонаселённой? Говоря совсем грубо – не хотите делиться с казахами и узбеками (и даже с украинцами и белорусами) – будете делиться с китайцами.

2.                                                                В свете того большой вероятности потери востока страны нам не нужна «дополнительная» земля на юге и западе?

Заметим, что склонность к реинтеграции проявляет уже не раз упоминавшийся выше Казахстан. Он ещё сильнее чувствует дыхание «большого жёлтого брата».

В общем-то, сложно увидеть какую-то хорошую перспективу. Осилят США – нас просто «разделают». Осилит Китай – Дальний Восток и Сибирь мы не удержим.

Но это всё ratio, а какой метафизикой на самом деле обернётся для нас «большая распродажа», вряд ли предскажешь.

В-третьих. Вероятно, существо идеи определяет и характер расширения территории. Россия не развивалась как «колониальная империя» с заморскими или сопредельными территориями и населением, за счёт которых народ – «колонизатор» решает свои проблемы. Управлять заморскими территориями по-российски вряд ли вообще возможно. По-европейски – вполне. Даже удобнее, если они отделены морем. А Россия просто дошла до океана, при этом делая чужие земли своими, что в западной модели имперского строительства просто необязательно. Ну, а когда дошла, тогда и шагнула за океан, в Америку. Причём в самом узком месте, так что «за океан» сказано слишком громко.

Так что причинно - следственная связь великой идеи и великой страны, очевидно, есть. Причём именно наднациональной великой идеи, которая сама по себе не ставит цель создания сверхдержавы. Патриотизм же, ищущий опору в себе самом, великую державу не создаст.

 

Что в итоге?

 

Резюмируя, мы можем сказать, что одно и то же несёт нам (людям, связанным с Россией – сложно определить «нас» точнее) и угрозу гибели, и возможность спасения.

Первое. Именно так, начать надо с того, что непонятно, кто «мы» - русские, граждане РФ, граждане бывшего СССР, включаем ли мы русскую и «советскую» диаспору.

Второе. Бесполезно и даже вредно «придумывать» какую-то объединяющую идею для «нас», причём как «нас» не определяй. В то же время, без неё мы (кто бы «мы» ни были) развалимся.

Третье. Идеи и так есть, причём очень мощные, но ни одна из них не является «мейнстримом», не объединяет хотя бы «механическое» большинство населения. При этом государство не может «подтолкнуть» процесс (во всяком случае – достаточно явно и жёстко), взяв чью-либо сторону. Во-первых, оно не настолько сильно, во-вторых, государственное вмешательство любую идею дискредитирует.

Четвёртое. Идеи, которая бы прямо «обосновывала» существование России (хотя бы РФ) нет и быть не может.

Это всё на тему «угрозы гибели». Теперь как то же может спасти.

Первое. Наша неопределённость как субъекта даёт возможность максимально расширить наши ряды. Исторически естественно «пригласить» в первую очередь всех людей Российской Империи и СССР, включая эмигрантов.

Второе. Нет выхода, кроме опоры на старые идеи и их актуализацию. Это даже увеличивает определённость; кроме того, помогает более глубокому их осознанию и стимулирует развитие.

Третье. Отсутствие идейного «мейнстрима» помогает лучше сконцентрироваться на наличии «идейности» как таковой. Тем более, именно отсутствие идей, духовного поиска представляет наибольшую опасность не только для России, но и для человечества.

Если мы и так заявили о себе как сторонники «многополярного мира», то важнейший аспект многополярности – это «многоидейность». Понятно, что «многополярный мир» - противовес «глобализации». Последняя, при этом, не имеет ничего против «мультикультурности». Но, используя в качестве союзника «этническое» начало, оно воюет против главного – стремлению людей к Истине, к ответу на «последние» вопросы. Именно эти стремления надо защищать, именно здесь надо отстаивать свободу и право человека.

Одновременно серьёзной задачей является решение вопроса, как человеку, убеждённому в своей вере или идее, не «проявлять толерантность» (на деле оборачивающуюся полным безразличием к над-материальному вообще) к носителям других вер и идей, но находить в них союзников и плодотворно взаимодействовать, то же время отстаивая своё. Это целая философия, требующая разработки. Некоторые соображения были изложены выше. Из чего, конечно, не следует, что ничего на эту тему не разрабатывалось ранее. Это только облегчило бы задачу.

Важно и то, что «многополярность»/«многоидейность» останутся актуальными и при победе в России какого-либо идейного «мейнстрима», поскольку «идейные меньшинства» всё равно останутся.

Вероятно, подобная задача уже решалась (возможно, на интуитивном уровне) в России в предшествующие исторические периоды, во всяком случае – до 20-го века. Двойственность и «двойное позиционирование» России заключалась и заключается в том, что наша страна, с одной стороны – русская православная земля, с другой – многоконфессиональная и полиэтническая общность. С этим противоречием она жила всегда и живёт. Значит, оно разрешается на каких-то более высоких уровнях и, значит, оно плодотворно. С ним бессмысленно и губительно бороться, основываясь на современных упрощённых понятиях.

Четвёртое. В то же время, нет идеи, которая как-то ограничивала бы Россию. В том числе, и в пространстве. Россия на протяжении своей истории расширялась именно потому, что у неё были наднациональные идейные основания для этого. А идея, прямо обосновывающая существование России, обосновывала бы и её пределы. Но это было бы обоснованием только для неё самой, а не для всех остальных. «Неприкосновенность рубежей» она не гарантирует.

Кроме того, наднациональная идея – это то, чего у человека можно отнять только вместе с жизнью. Всегда есть риск потери страны и гибели народа. Должно быть что-то выше даже этого. Мы в ситуации, когда можно «с равным успехом» и потерять всё, и обрести всё. Так что, некоторых вещей бояться не надо, поскольку есть вещи и похуже. Нельзя бояться:

1.                        Идейного противостояния.

2.                        Двойственной природы страны и заключённых в ней противоречий.

3.                        Великих идей и их «вненациональности».

4.                        Прослыть фанатичным и агрессивным. Всё равно прослывёте, если будете верны своей идее.

5.                        Быть таким тоже не надо бояться. Всё равно будете, если будете верны своей идее, хотя с физическим насилием или уличным горлопанством это не связано.