Несовместимость с жизнью
Сергей Кара-Мурза
В системе угроз для России особое место занимают
мировоззренческие срывы, которые поражают общество в целом или большие его
части. Если по какой-то причине люди начинают видеть реальность в ложных
формах, их решения становятся ошибочными в целом.
Любое
общество «собрано» и воспроизводится на определённой матрице. Важным её срезом является
система средств познания реальности, которую можно выявить методами социодинамики культуры и представить в виде «карты», что
позволяет следить за состоянием общества.
Жизнь
семьи, общества, страны требует деятельности, где неразрывно связаны два разных
вида – создание и сохранение. Усилия того и другого рода по-разному
осмысливаются и организуются. В сознании они выражаются двумя разными
категориями. За годы перестройки каким-то образом из нашего сознания была
изъята категория сохранения. Много и конкретно говорилось о разрушении, туманно
и красиво – о созидании. Ничего – о сохранении. Что имеем – не храним! И даже,
потеряв, не плачем.
Этот
провал – тяжёлое поражение сознания. Вызревало оно постепенно, но реформа 90-х
его закрепила и усугубила, дала импульс. Оно является общим состоянием, хотя
потому-то его не замечают. И касается оно, в общем, всех классов объектов,
которые общество создаёт, а ныне действующее поколение обязано сохранять.
Возьмём
объект высшего уровня – сам народ России. Разве когда-нибудь мы задумывались о
том, что его надо сохранять? Разве говорилось нам в школе, вузе, в СМИ, что для
этого необходимы такие-то и такие-то усилия и средства? Нет, мы его получили от
предков как данность и даже не думали, что он нуждается в охране, уходе,
«ремонте». На деле жизнь народа сама по себе вовсе не гарантирована, нужны
непрерывные усилия по её осмыслению и сохранению. Это – особый труд, требующий
ума, памяти, навыков и упорства. Как только этот труд перестают выполнять,
народ рассыпается. Он жив, пока все его части непрерывно трудятся ради его
сохранения, берегут и ремонтируют центральную мировоззренческую матрицу, хозяйство,
тип человеческих отношений. Эту работу надо вести как непрерывное
строительство, как постоянное созидание и сохранение национальных связей между
людьми. Но созидание и сохранение – задачи во многом разные, выполняются
разными средствами.
C
1991 г. народ стал таять количественно. Объявили о демографической катастрофе,
но речь шла не о народе как сообществе, а о «населении». Из заявлений на
демографическую тему вовсе не следует признания того факта, что существование
народа может быть под угрозой, даже если население, как совокупность индивидов,
прирастает. А ведь это именно так – население может сохраниться и увеличиться,
но при этом лишиться качества народа как субъекта истории. Возможно, народ –
слишком сложная система для обсуждения, многие считают его Божьим даром или
явлением природы, и мысль о необходимости «ухода и ремонта» принимается с
трудом. Возьмём примеры попроще.
За
90-е годы из всех больших систем были изъяты средства, предназначенные для их
содержания и ремонта. Разрушается наше культурное пространство. Изъято из
оборота 42 млн. га посевных площадей. Треть земли, которую возделывали много
поколений наших предков, продукт нашей культуры, на глазах дичает. Год за годом
превращается в пустырь культурное поле, с необъяснимым равнодушием смотрят на
это государство и общество.
Как же объяснить тот странный факт, что причины деградации культурного
пространства не выявляются, не устраняются и даже не становятся предметом
обсуждения? Более того, говорится, что кризис позади и Россия вступила в период
быстрого развития. Это вызвало бы удивление, если бы общество видело темп
деградации производственной базы. Но никто не удивляется, поскольку проблема её
сохранения стёрта из общественного сознания.
В
рамках национального проекта фермерам дают кредиты на покупку телят. За два
года продали в рассрочку 100 тыс. телят. Это 5% от ежегодной убыли крупного
рогатого скота в РФ. Реформа создала условия, не позволяющие содержать скот.
Скот – одна из главных составляющих основных фондов, огромное национальное
достояние. Надо же разобраться в причинах его неуклонного разрушения! Это же
бездонная бочка: 100 тыс. телят закупили, миллион потеряли. Полное равнодушие.
Недавно
С. Лисовский (бывший соратник Чубайса, а теперь член Совета Федерации РФ)
сказал: «За это время, пока уничтожалась аграрная отрасль в России, погибли миллионы людей на селе… Мы за 15 лет уничтожили
работоспособное население на селе». Надо же вдуматься в эти слова! Мыслимое ли
дело – слышать такое и оставаться невозмутимым? А ведь за годы реформы Россия
утратила свой золотой капитал – 7 миллионов организованных в колхозы и совхозы
квалифицированных работников сельского хозяйства. Их осталось 2,5 млн. и ещё
0,3 млн. фермеров. И темп сокращения этой общности не снижается (как и темп
сокращения тракторного парка, потребления электричества в сельском производстве
и т.п.). На что мы надеемся? Только на то, что гибель будет с какой-то
анестезией.
В
советское время сохранение основных фондов было предписано законом (планом).
Техническое обслуживание следовало нормативам, средства на него планировались
вплоть до списания объекта. Эти нормы были моментально отменены после
приватизации. Рынок как будто отключил здравый смысл, чувство опасности и дар
предвидения.
Перед
нами – национальная проблема. Утрата важных блоков общественного сознания
подкреплена ликвидацией административных механизмов, которые заставляли эти
блоки действовать. Это было уже столь привычно, что сохранение и ремонт
основных фондов выполнялись как бы сами собой, без усилий разума и памяти.
Теперь нужно тренировать разум и память, заставить людей задуматься об
ответственности за сохранение технических условий жизни общества.
Сейчас нам всем нужна большая
программа реабилитации, как после контузии. Нужно создавать хотя бы временные,
«шунтирующие» механизмы, не позволяющие людям уклоняться от выполнения этой
функции. Само собой это не произойдёт, и основной груз по разработке и
выполнению этой программы ложится на государство. Больше нет организованной
силы для такого дела. Но государство, как страус, сунуло голову в песок, и как
будто его не видно.
Перепечатка из Литературной газеты (№ 6154) с разрешения автора